Чужая жизнь - Ньевес Эрреро

— Я сказал, что у вас очень оригинальное имя. Редкое. — Марио не добавил больше ни слова, но сделал заговорщический жест своему соседу по палате.

Однако Лукас даже не слышал того, о чем они говорили. Он думал о причине, побудившей Ориану не прийти в их палату. Она же сказала, что попросилась на восемь дней на другой участок для того, чтобы помочь им с реабилитацией. Что происходит?

— Ты не завтракаешь, сынок? — озабоченно спросила Пилар. — У тебя нет аппетита?

— Ну, я не очень голоден, — ответил Лукас, погруженный в собственные мысли.

Как только медсестра вышла из палаты, Марио взялся за свое.

— Парень, нас решили пытать. Вместо красавицы к нам приставили Эспину и Виртудес. Ты понимаешь, что это испытание? Я уверен: мы жертвы программы скрытой камеры. Не может быть реальностью то, что с нами происходит.

— Дон Марио, пожалуйста… Не делайте из всего комедию, — попросила его Пилар. Женщина знала, что ее сын разочарован.

Лукас встал с кровати. Он проделал это гораздо увереннее, чем накануне. Юноша передвигался с трудом, но ему удавалось провести больше времени на ногах. Лукас снова посмотрел в окно. Это была его единственная связь с внешним миром.

Дверь в палату снова отворилась. Но это опять была не Ориана. Вошел доктор Аметльер с членами своей команды.

— Как ты себя чувствуешь, Лукас?

— Прекрасно, доктор! — ответила за сына Пилар. — Посмотрите на него! Он встал самостоятельно без каких-либо затруднений.

Юноша жестом подтвердил ее слова.

— Сегодня ты не очень разговорчив, — заметил кардиолог.

— Будешь тут разговорчивым, если отобрали красивую медсестру! — вставил Марио и усмехнулся.

— О ком вы говорите? — с любопытством спросил врач.

— Конечно же, об Ориане, доктор! — ответил Марио.

В этот момент вошла Виртудес, и тему сменили.

— Тебе осталось провести здесь совсем немного времени. Твое выздоровление идет фантастически быстро. Есть что-то такое, что беспокоит или волнует тебя? Сейчас подходящий момент для того, чтобы развеять все сомнения.

— У меня продолжает болеть вот здесь, внутри, — ответил Лукас и коснулся груди. — И еще, возможно, мои странные сны. Я вижу места, в которых никогда не был, и незнакомых мне людей. И эти сны повторяются.

— Сны меня не тревожат. Гораздо важнее боль в груди. Мы увеличим тебе дозу анальгетиков. Я не хочу, чтобы ты чувствовал боль. Что еще?

— Когда я смогу вести нормальную жизнь?

— Скоро, каждый день приближает тебя к этому. Едва такой момент наступит, ты сам сразу это поймешь. Но в любом случае забудь о том, как ты жил раньше. Тебе придется строго и точно принимать лекарства. Это будет на первом месте, а уж потом все остальное.

Выслушав Лукаса и обработав большой шов на его теле, доктор Аметльер вышел из палаты. С этого момента время потянулось очень медленно. Оно казалось нескончаемым. Не имея вестей об Ориане, молодой человек попытался занять свой ум теми видениями, которые переносили его в неведомый дотоле мир. Неведомый, но притягательный: белый конь, резвящийся на свободе, орел, отдыхающий на его плече, гора, с вершины которой он наблюдал расстилающийся у его ног мир с бескрайними зелеными лугами, улыбающаяся смуглая девушка с глазами цвета корицы и река с кристально чистой водой. Все это постепенно завладело сознанием юноши.

Настал долгожданный день. Возможность выйти из изолированной палаты превратилась для находившихся в ней людей не просто в цель, а в навязчивую идею.

Марио болтал как попугай, пока брился. Пилар собирала одежду и вещи, которые принесла в больницу для того, чтобы быть рядом с сыном в период его выздоровления и вынужденной изоляции. Прошло всего восемь дней, но этим троим казалось, что пролетело значительно больше времени. Лукас стоял на ногах. Он продолжал передвигаться мелким шагом, но голова уже не кружилась, да и уставал юноша все меньше и меньше.

— Я рада, — сказала Пилар. — Совершенно очевидно, что с каждым днем тебе становится лучше.

— Представь, что произошла всего лишь замена батареек в часах. Ничего более.

Марио вышел из ванной и аплодисментами встретил сравнение, которое только что сделал Лукас.

— Да, парень, здорово сказано. Нам просто заменили батарейки, и мы теперь как новенькие. Конечно, тебе придется проходить обследование сначала через каждые пятнадцать дней, потом ежемесячно, затем раз в шесть месяцев и, наконец, ежегодно. Я прохожу обследование ежегодно. Сегодня я готов к следующим тремстам шестидесяти пяти дням. Мне везет больше, чем тебе, парень, ветеранство дает преимущества!

Беседа была в полном разгаре, когда в палату вошла медсестра. Все умолкли. Это была Виртудес, которая должна была перевести Лукаса в обычную палату. Она привезла кресло-каталку и маску.

— Возьми и надень! — сказала Виртудес, ничего не добавив, и передала маску юноше.

— Ну, парень, удачи тебе! — Марио подошел к Лукасу, чтобы попрощаться. — Дни, проведенные с тобой, были великолепны, — сказал он, обняв молодого человека. — Твоя мать иногда сердилась на меня, но я просто старался облегчить тебе переход к нормальной жизни. Знаешь, — добавил он, — не позволяй исчезнуть… сам знаешь кому… — Сосед по палате в последний раз подмигнул юноше.

— Дон Марио! Вы неисправимы! — произнесла Пилар полушутя, полусерьезно.

Лукас был в зеленом халате с застежкой сзади, надетом на голое тело, который доходил ему до лодыжек; зеленая маска скрывала половину лица юноши. Виртудес это явно не понравилось.

— Могли бы подобрать для вас халат подлиннее, который закрывал бы вас больше.

Лукас безуспешно пытался натянуть халат.

— Меня повезут в таком виде через всю больницу?

— Уверяю вас, не я шью халаты, — сухо ответила медсестра.

— Нельзя ли надеть на него такие же зеленые брюки, как те, что носите вы? — спросила Пилар, видя, что сын опасается выглядеть смешным в этом халате.

— Парень, когда халат недостаточно хорошо запахнут спереди, то все наружу, а уж это полная потеря достоинства. Но ты, по крайней мере, будешь сидеть и не пойдешь своими ногами, — с иронией констатировал Марио.

— Единственное, что я могу сделать, — это спросить у начальника этажа, — без особого энтузиазма произнесла Виртудес.

Через некоторое время она вернулась с зелеными брюками и оставила их, не сказав при этом ни слова. Пилар помогла сыну одеться. Хотя брюки тоже были немного коротковаты, настроение Лукаса улучшилось.

— Ну, парень, стыда уже не видно! Нет ничего, что могло бы помешать тебе выйти из этой тюрьмы, — воодушевленно произнес Марио.

— Теперь мы можем отправиться, куда вам будет угодно, — сказал Лукас медсестре.