Дорога-Мандала - Масако Бандо

— Если карта дедушки верна, эта дорога и есть Дорога-Мандала, — сказала Михару.

Асафуми посмотрел на ведущую вглубь гор сумрачную дорогу. Она была заасфальтирована. Указателя, что проезд закрыт, тоже не было. Во всяком случае здесь, похоже, действительно можно проехать. Можно проехать вперёд и, если дальше ничего нет, вернуться обратно. Асафуми поблагодарил Михару за то, что она проводила его. Михару объявила, что если он будет возвращаться поздно, то может переночевать у её родителей.

— Ну, Сидзука, а мы вернёмся в Асикурадзи, — сказала она и села в машину.

Сидзука, сказав Асафуми: «Будь осторожен на горной дороге», последовала за ней. В джинсах и накинутом сверху жакете она была похожа со спины на тоненький стебелёк, выросший под огромными кипарисовиками.

Асафуми сел за руль и включил мотор. Некоторое время машина Михару ехала впереди, затем приготовилась к развороту. Михару просигналила, что пропускает его вперёд, и Асафуми обогнал её. Машина отражалась в зеркале заднего вида. Асафуми, просигналив один раз, въехал на сумрачную лесную дорогу.

Сидзука в подавленном настроении проводила взглядом, удалявшийся голубой «фольксваген». Ей показалось, что в разговоре с Асафуми она не сказала главного. И у неё остался неприятный осадок, оттого что она и сама не знала, что было для неё главным.

Развернувшись, машина поехала назад. Когда они проехали рощу кипарисовиков, дорогу с обеих сторон обступил начинавший алеть лес. На повороте, где дорогу преграждали ветви деревьев, Михару выправила крутанувшийся руль.

— Сразу видно — водитель такси. Как здорово ты водишь!

Михару хохотнула.

— Хорошо водить самой. Можно поехать куда вздумается.

Глядя на дорогу, она продолжила:

— Когда я сказала, что стану водителем такси, и муж, и свёкр изумились. Они считали, что женщина не может быть хорошим водителем.

— К сожалению, это, похоже, обо мне. Я никудышный водитель.

Сидзука вспомнила, как пыталась водить машину после получения водительских прав. Её постоянно кидало то в жар, то в холод. И она оставила эту затею, решив, что водить машину, испытывая такой психологический стресс, ей не по нутру.

— Всё дело в уверенности в себе. Когда я встречаю в городе никудышных женщин-водителей, я думаю, что они ведут машину так неумело потому, что дрожат от страха и заискивают перед другими водителями и пешеходами. Да эти женщины наверняка и дома заискивают перед мужем, свёкром и свекровью, думаю я.

— А ты, Михару, не такая? — спросила Сидзука, не успев подумать.

Михару громко рассмеялась.

— И я такая же.

Лес отступил, открыв горизонт, и машина выехала к горнолыжной базе Авасуно. Михару увеличила скорость.

— Пожалуй, вся разница в том, что я ни на кого не оглядываюсь за рулём. Когда я за рулём, надо мной никого нет. А те женщины, что за рулём дрожат от страха, даже в машине не могут избавиться от мужа и свёкра.

Сидзука подумала — не заискивала ли и она перед кем-нибудь, когда вела машину? Это было до свадьбы, так что мужа у неё не было. Но она точно боялась. Боялась, что вдруг кто-нибудь выскочит на дорогу. Просто боялась опасности. Возможно, она заискивала перед окружавшим её социумом.

— Михару, а почему ты за рулём не оглядываешься на мужа и свёкра? — спросила Сидзука.

Михару некоторое время молчала. Когда машина переехала через реку Дзёгандзигава и вернулась на главную трассу, она взяла курс на Асикурадзи. Встречных машин почти не было. Переключив скорость, Михару сказала:

— Всё дело в домашней атмосфере. Ты же видела дом моих родителей. Женщина у нас занимает более высокое положение. Дед долгое время водил туристов в горы, но дома он спокойный человек, он никого не давит своим мужским авторитетом. Мой отец вошёл в семью моей мамы и не отходил от её юбки.

— Как тебе повезло! — с завистью сказала Сидзука.

— Покойная бабушка говорила, что в молодости дед был вспыльчив и скор на ссоры. Но, к счастью, со временем он стал спокойнее.

— Видимость обманчива и расходится с сокровенными помыслами людей, — проникновенно сказала Сидзука.

Отец Сидзуки постоянно подавлял её мать. Мать, на первый взгляд, была ему послушна. Но в душе её переполняло чувство протеста, и когда Сидзука училась в университете, мать поставила вопрос о разводе из-за постоянных измен отца и потребовала большой компенсации. Когда отец, чья совесть была нечиста, выплатил компенсацию, мать, вложив этот капитал, открыла комиссионный магазин. Похоже, она много лет готовилась к этому шагу. Её мать, внешне разыгрывавшая мирную и спокойную супружескую жизнь, а на самом деле планомерно готовившая развод, внушала Сидзуке смутную тревогу. Она считала, что на её представления о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в значительной мере повлиял бракоразводный процесс её родителей. Глядя на мирную атмосферу в доме родителей Михару, Сидзука подумала, что прежде тоже считала, что живёт в дружной семье, но оказалась обманутой.

— Однако, войдя невестой в дом Нонэдзава, я вернулась в эпоху феодализма, — привычным движением поворачивая руль, продолжила Михару. — Свекровь лишь почтительно прислуживает свёкру, я же, хотя бы в качестве водителя такси, могу поменять обстановку.

— Понимаю. Ведь и мне не по себе в доме Нонэдзава, — ответила Сидзука.

Михару повела огромными глазами и усмехнулась.

— Как я тебя понимаю!

Они обменялись многозначительными улыбками.

Машина въехала в посёлок Асикурадзи. Вдоль дороги стали появляться сувенирные лавки. Здесь был музей Татэямы, и хотя день был будний, вдоль дороги прогуливались туристы. Михару сбавила скорость и, словно пытаясь сменить тему разговора, предложила, прежде чем вернуть машину родителям, заехать в Асикурадзи. Сидзука ничего не имела против. Михару поставила машину на стоянку у дороги. Объяснив, что здесь находится главное святилище Юдзандзиндзя, кумирню которого они видели в Ивакурадзи, она повела Сидзуку к окружённой криптомериями постройке.

— Дедушка рассказывал, что в эпоху Эдо жители Асикурадзи, зазывая паломников в Татэяму, путешествовали по всей стране. Летом, помимо занятий сельским хозяйством, они принимали паломников у себя и водили их в горы, а зимой совершали дальние путешествия, продавая амулеты и свитки с изображением Татэяма-мандалы. Во время таких походов они продавали также и саваны для покойников, и брали с собой лекарства в качестве подарков, чтобы отблагодарить хозяев за ночлег. Деньги за саваны они взимали на следующий год. Все они так или иначе имели отношение к торговле лекарствами, так что и мой дом не был чужд этому промыслу.

Они вступили на угрюмую территорию святилища.

— Почему в Японии, где так много гор, люди стремятся подняться именно в горы Татэяма?