Подарок ко дню рождения - Барбара Вайн

Наконец, пришло семь ответов на мои десять заявок на работу, отправленных в день увольнения. Шесть из них сообщали, что место уже занято, а в одном меня приглашали на собеседование. Речь шла вовсе не о работе библиотекаря, а о личной секретарше директора маленького музея в Сити «с возможностью проявить усердие и занять должность помощника смотрителя музея». Мне никогда не удавалось показать себя на таких собеседованиях. Если мне задают личные вопросы – а это обычно и происходит, когда ты устраиваешься на работу, – я смущаюсь и начинаю защищаться… по крайней мере, так мне говорили. Собеседование было назначено на следующий четверг, и когда в тот вечер позвонила мама, я ей о нем рассказала.

– Если ты получишь эту работу, – заметила она, – тебе будет очень удобно жить здесь. Ведь это в Сити. А где именно в Сити?

– Бишопсгейт, – ответила я.

– Отлично, – обрадовалась она. – Ты будешь жить здесь, со мной, и сможешь доехать по Центральной линии от Эппинга до Ливерпуль-стрит. Это займет ровно час.

Не говоря о том, что сначала придется полчаса ждать поезда.

– Если я получу эту работу, – заметила я, – мне не надо будет жить в Онгаре. Я смогу продолжать жить здесь. Или могу переехать к Каллуму.

Эта идея была встречена с неодобрением, как я и предвидела.

– Если ты это сделаешь, – сказала она, – можешь оставить всякую надежду выйти за него замуж.

После этого заявления мне ничего не оставалось, кроме как возразить, и начался один из наших бесконечных, ни к чему не приводящих споров. Я говорила, что все знакомые мне супружеские пары жили вместе до того, как отправились в мэрию, а она отвечала, что эти люди сплошь беспринципны и аморальны. Пока мать расписывала «чудесный дом», который она мне предлагает, я невольно спрашивала себя, не сошла ли я с ума. Неужели я действительно сержусь и кричу на нее из-за мужчины, которого не существует?

– Ты могла бы занять весь верхний этаж, – сказала она. – Я тебе уже не раз говорила, что мне не жалко потратить деньги или конвертировать их.

Но тебе жалко отдать их мне, подумала я. В тот вечер я уже почти решила на следующий день отнести жемчуг к ювелиру. Но не сделала этого. Всю ночь, вместо того чтобы спокойно заснуть, я думала о своем одиночестве. Предположим, я умру, и кто меня найдет? А потом перешла к мыслям об отсутствии денег и ипотеке и о том, как я справлюсь с собеседованием. Я уснула в четыре часа и открыла глаза с мыслью о том, что ювелир может позвонить не в «Асприз», а в полицию. Я вспомнила, что где-то читала, что именно так поступают ювелиры, если заподозрят, что им предлагают украденные украшения. Ну, именно это я и принесу. В конце концов я не решилась этого сделать.

Я не получила то место. Собеседование проводила женщина. Она была совсем не похожа на Хиби, но я подумала именно об этом, когда вошла в комнату и увидела ее. Ее юбка едва прикрывала колени, она носила сапоги на высоких каблуках и блузку с глубоким вырезом, открывающим ложбинку между грудями. Ее длинные черные волосы спускались ниже лопаток. Естественно, она поинтересовалась, почему я оставила работу в Библиотеке британской истории, и когда я сказала правду, что меня уволили, она сделала пометку на листе бумаги, который лежал перед ней. Я не могла сказать ей, что меня интересуют детские костюмы XVIII и XIX веков, потому что я ничего о них не знаю, но я со всем доступным мне воодушевлением заявила, что быстро учусь. Кажется, она в этом усомнилась.

Она смерила меня взглядом с головы до ног. Я собиралась вымыть голову, но не успела, и решила, что лучше пойти без колготок, чем надеть пару со спущенными петлями на подъеме. Я надеялась, что мои коричневые брюки скроют голую кожу, но они не справились с поставленной задачей. И хотя моя несостоявшаяся работодательница ничего не сказала, но по выражению ее лица я все поняла. Ее лицо недовольно скривилось, когда я сообщила, что не умею работать за компьютером, но опять-таки могу научиться. В ответ я лишь услышала «спасибо, что пришли, я с вами свяжусь». И через два дня я получила письмо, полное притворных сожалений и извинений.

Уверена, что именно моя далекая от совершенства внешность послужила причиной отказа, но, несомненно, мы должны быть честными в нашей повседневной жизни, должны придерживаться принципов. Меня очень раздражает, как внешность человека, особенно женщины, приобретает все большее значение по мере приближения нового тысячелетия. Мне просто интересно, добилась бы я успеха, если бы пришла на это собеседование с обесцвеченными волосами и накрашенными губами и в той сексуальной одежде Хиби – по крайней мере, в сапогах. Та женщина не обратила бы внимания на отсутствие у меня навыков работы на компьютере или на то, что я не знаю, когда дети носили панталоны.

В тот вечер я достала одежду Хиби и примерила ее сапоги. Они оказались мне точно по размеру и делали меня выше на несколько дюймов. Я заставила себя пройтись в них по улице до газетного киоска, и один мужчина на стройплощадке даже свистнул мне вслед. Вернувшись домой, я застегнула на шее собачий ошейник и представила себе, как входит Каллум и видит меня в сапогах и в юбке, приподнятой выше колен, но мне пришлось одернуть себя. Все эти манипуляции привели к тому, что меня бросило в жар, щеки покраснели, на лбу выступила испарина. Очень неприятные ощущения.

Я заставила себя вернуться к реальности. В «Ивнинг стандард» поместили объявления о вакансиях, и, просмотрев их, я выбрала те, что мне по силам. Поэтому мне пришлось отправить еще два резюме. Жемчужное ожерелье в ящике начало меня беспокоить, оно меня почти преследовало. Оно было таким дорогим – но не для меня. И если кому-то (то есть ювелиру) могло показаться, что я его украла, будут ли остальные люди так думать? И разве я не знаю точно, что я его украла? Джерри попросил меня избавиться от украшений Хиби, но оставить ценные вещи. Он не знал, что этот жемчуг настоящий, но включил бы его в список вместе с обручальным кольцом, медальоном и браслетом, если бы я все рассказала о его погибшей жене. И тут у меня возникла идея.

Предположим, я отнесу жемчуг обратно и спрошу у него, можно ли мне оставить его себе. Может быть, он уже предлагал тем другим женщинам – Грании, Люси и Эмили взять что-нибудь на память о лучшей подруге, но такого разговора у нас не было. В таком случае, я могла бы легко попросить у него жемчуг. Тогда не имело бы значения, что какой-то ювелир позвонит в полицию, потому что Джерри мог бы сказать, что он мне его подарил. Он бы это сказал, я знаю, даже если бы ему объяснили, как дорого он стоит.

Я не хотела опять ему звонить. Я боялась услышать холодное разочарование в его голосе, когда он поймет, кто его беспокоит. Конечно, я привыкла к такому тону – практически все, с кем я была знакома, говорили со мной именно так, – но все равно мне было обидно. Я поеду туда и повидаю его.

Сидя за рулем автомобиля впервые после Рождества, я гадала, как долго еще смогу позволить себе иметь машину. То, как быстро обесцениваются автомобили, очень несправедливо. Если я продам квартиру, то получу гораздо больше, чем заплатила за нее пять лет назад, но если я продам машину – получу сумму в несколько сотен, а не тысяч. Не имеет смысла это делать.