Одуванчики в инее - Маргарита Зверева

– Дальше она увидела меня, вскрикнула и отпрыгнула назад, – обиженно сказал Пантик, скрестив руки на груди. – А я молча уставился на нее.

– Ну, конечно… – начал Макарон с дурацкой ухмылкой, но я бросил на него грозный взгляд вожака, и он смущенно отвернул голову.

– Когда она успокоилась и поняла, что я… что я… в коляске. – Пантик покраснел еще больше. – Она как будто обрадовалась и сразу стала настойчиво предлагать мне помощь. Сначала я отбрыкивался, но потом до меня дошло, что это, может, и есть мой шанс на разгадку тайны. Или хотя бы ее части. И тогда я сказал, что хочу выехать на улицу, но у меня не получается из-за порога и так далее. Она словно обрадовалась еще больше, спустилась со мной на лифте вниз и практически вытолкала меня во двор. И вместо того чтобы убежать по своим делам, снова спросила, не надо ли мне еще чем-то помочь.

Я видел, что, с одной стороны, Пантику неприятно рассказывать о том, как ему вновь и вновь предлагали помощь, но, с другой стороны, он хотел похвастаться тем, что смог поучаствовать в нашей разведке.

– Тогда я сделал вид, что мне неудобно ее просить, – хотя мне и правда было неудобно, – и я спросил, куда она идет. Может, нам по пути. А на мне даже куртки не было. Она ответила, что хотела зайти в церковь – в ту, что в конце нашей улицы, с цветными куполами, – но что ей нетрудно пройтись со мной и куда-нибудь еще. И тогда я сказал, что ах как здорово, какое совпадение, я именно туда и собирался направиться.

Ребята вокруг одобрительно заулыбались, и на Пантика посыпались похвалы за его блистательный ум.

При слове «церковь» я оживился. По словам бабинца, туда ходили исключительно что-нибудь выпрашивать или замаливать ужасные грехи. И если молодая симпатичная девушка намеревалась что-то замаливать, то это становилось очень и очень интересно.

– И вы вместе отправились в церковь, – поторопил я Пантика, заерзав на диване. – И она пошла на исповедь, да? И плакала? И билась лбом об пол?

– Да нет, – пожал плечами Пантик. – Там как раз проходила служба, мы постояли на ней какое-то время молча, потом вышли, и Пелагея предложила провести меня обратно домой, потому что уже стемнело. С тех пор мы ходили туда вместе четыре раза.

– Да ты что? – вскрикнул я восторженно. – Вот молодец, а! Все думают, что ты в постели бездельничаешь. – Пантик выпучил на меня глаза, и я быстро замахал головой. – Нет, прости, не бездельничаешь, конечно, а набираешься сил. А ты в это время подцепил такую рыбеху на удочку и упорно держишь ее. – Пантик помрачнел. – Давай скорее рассказывай, что с ней не так!

– Почему с ней должно быть что-то не так? – буркнул Пантик.

– Потому что со всеми гостями Ляльки Кукаразовой что-то не так, – подоспела мне на помощь Гаврюшка. – Да и если молодая девушка пять раз в неделю в церковь бегает, то что-то с ней точно не так.

Гаврюшка, как и я, несомненно, не раз слышала разговоры бабинца.

– А что значит «не так»? – вдруг не на шутку взъелся Пантик. – То есть Лялька Кукаразова, веселые сестры-великанши, меланхоличный господин Пётэтре и красивая девушка в церкви – это не так, а бабинец – это так? Так по-вашему? – Пантик был в ярости. Ни разу в жизни мы его таким не видели. – И зачем мы вообще пытаемся выяснить какую-то тайну, если это тайна тех, с кем что-то не так?

– Пантик, что ты так зацепился за это дурацкое слово? – попытался я успокоить его. – Ну, неудачно выразился, прости. Ты же знаешь, что…

– Что я знаю? – взвыл Пантик, и слезы проступили на его глазах. – Думаешь, я не знаю, что и про нашу семью, и про меня говорят, что с нами что-то не так?

– Пантик, ну зачем ты такое… – начала Гаврюшка, но Пантик решительно мотнул головой.

– Ладно, хватит вам! Чтоб вы знали, Пелагея очень хорошая! – всхлипнул он. – Она и в больницы волонтером ходит, и в детские дома ездит, и бездомным еду на вокзале раздает, и собаку вон из приюта взяла! И ничем не хвалилась, просто по ходу дела выяснилось!

Тут Пантик совсем расстроился и повалился на пол. Все сразу же вскочили, но он энергично отмахнулся от наших протянутых рук.

– Оставьте меня, я и сам справлюсь!

И Пантик, пыхтя, пополз к выходу. Мы засуетились вокруг него, пытаясь поднять его и помочь спуститься, но он не поддался ни на какие уговоры. Цепляясь за перила, Пантик с глухим звуком скатывался со ступеньки на ступеньку, а мы, кусая ногти, толкались у двери и умоляли его простить нам все нелепые слова. В конце концов Пантик дополз до своей коляски, взгромоздился на нее и вызвал лифт.

– Что-то он сегодня совсем не в духе, – расстроился Макарон, когда двери лифта со скрипом захлопнулись. – Наверное, еще не до конца выздоровел.

Я горько вздохнул.

– Да, возможно. Но и мы дураки. Меньше надо бабинцевы речи слушать.

– Мы их не слушаем, а слышим, – угрюмо отозвалась Гаврюшка, и эта скорбная правда обволокла нас удушливым облаком.

– И о чем, интересно, жалеет эта Пелагея-прекрасная, – пробубнил я себе под нос. – Теперь уже не добьемся от Пантика.

Над моим ухом раздался смачный хруст, и запахло яблоком. Мирон решил подкрепиться.

– Расскажет-расскажет, – весело промямлил он с полным ртом. – Дайте человеку пообижаться за любимую красавицу. Что может быть приятней?

Мирон удивлял меня из раза в раз. Видно, в коррекционном интернате рано приходилось учиться житейским мудростям. Между походами в психушку.

Мы решили разойтись по домам. Утро вечера мудренее и все такое.

– Кстати! – заорал Мирон на прощание. – У кого тут можно вдоволь намылиться и отпариться? Я решил, что пора! А то, глядишь, в жизни больше не сотрешь этой крокодильей прослойки. Сама смерть не узнает, когда в гости придет!

Герман Всеволодович Захаркин (Борькин и Машкин папа)

Подтянутый серьезный мужчина с короткой стрижкой в деловом стиле и в слегка помявшейся голубой рубашке сидит в гостиной на диване рядом с явно взволнованным рыжим сыном. Мужчина уставший и настороженный, но готов отвечать на вопросы.

Да, двое. Мальчик и девочка. Все как по заказу. (Слегка улыбается. Мальчик сразу вторит отцу, обнажая крупные зубы с большими щелями между ними.)

(Удивленно.) Зачем еще кого-то? Мы все-таки не совсем к тому слою общества принадлежим, чтобы плодиться, как дворняги. Детей надо не только рожать, но вообще-то еще и воспитывать. Образование, качественный отдых… Кому я все это рассказываю? И так все ясно. Необходимо поддерживать достойный уровень жизни.

Каждый, разумеется, сам для себя определяет, что такое качество. Для некоторых качество – это с бутылочкой пива на лавочке расслабляться днями напролет. Так, чтоб, главное, никто их не трогал. А для некоторых – «Ламборджини» и Гаваи.

Для меня? Ну… Что я вам буду свои достижения перечислять? Как видите, они есть. (Обводит комнату с евроремонтом многозначительным взглядом.) Отдыхаем мы три раза в год. Вот спросите ребенка. (Хлопает сына по спине.) Где мы отдыхаем, расскажи!