Одуванчики в инее - Маргарита Зверева

Наша жертва прошла мимо нас, задумчиво смотря себе под ноги, завернула за угол и быстро стала удаляться.

– Давай, Шерлок! – хлопнул я Макарона по спине, и он ускользнул за господином. Длинный, невзрачный и незаметный. Идеальный разведчик.

Я снова сидел на крыше. Пока солнце еще припекало серебряные пласты жести, и птицы грели на них свои взъерошенные перья. Солнечные лучи слепили меня, и я щурился, всматриваясь в небо. Множество крыльев было там, широких и коротких, тяжелых и невесомых, черных и светлых, быстро машущих и мирно скользящих по воздуху, но ни одни не принадлежали Джеку.

Я опустил уставшие глаза и всмотрелся в свой город. Сквозь море сверкающих крыш и кусты антенн тут и там прорывались величественные золотые и разноцветные купола, как айсберги сквозь воды Антарктики. Небо было высоким, и до облаков было не достать.

Где-то внизу по вековым, уставшим от ног и истории улицам Макарон следовал перебивающимся шагом и с колотившимся сердцем за спешащим в неизвестном направлении господином в черном. Где-то там краснощекая Гаврюшка возвращалась с гимнастики, останавливаясь у каналов и бросая маленькие камушки в воду. Где-то там Василек без дуршлага плакал в вечерней смене детского садика. Где-то там Пантик терпеливо сидел с мамой в тщательно расписанном коридоре реабилитационного центра и старался делать вид, что ему все нравится. Где-то там множество теть Юль и теть Свет лениво выбирали помаду или юбочку в выряженных, как Снегурочка под Новый год, магазинах и поглядывали сверху вниз на слишком учтивых продавщиц. Где-то там мама выбивала на клавиатуре жужжащего компьютера одно скучное и жутко важное письмо за другим, одновременно прикидывая, не замерзнет ли она по дороге домой и найдет ли в холодильнике что-нибудь годное на ужин больному сыну. Где-то там за морем крыш начиналось настоящее море, холодное и стальное. И где-то там, да, где-то там далеко и глубоко был папа.

Я встал. Закат начинал погружать город в сказочные позолоченные краски. Мне надо было написать папе письмо и успеть сделать салат и яичницу с макаронами, чтобы порадовать маму своими кулинарными изысками. На большее я, к сожалению, не был горазд.

Макарон поднялся на чердак последним. Важный и недоступный, он прошагал к своему месту под общие испытующие взгляды и опустился на диван с королевским достоинством.

– Хватит выделываться, а? – поморщилась Гаврюшка и ткнула брата острым локтем в бок, отчего тот сразу поник. – Просто рассказывай и все, хорошо?

Я попытался умерить ее пыл при помощи грозного взгляда, который она, впрочем, не заметила. Можно было в конце концов дать человеку насладиться столь редким моментом, когда он был тайноносителем слова, которого жаждал народ. Макарон занял позу поудобнее, почесал затылок и откашлялся, а мы вытянулись ему навстречу и затаили дыхание. И он начал рассказывать.

Следить за погруженным в свои мысли господином было легко, и уже вскоре стеклянная дверь со звоном захлопнулась перед носом подоспевшего Макарона. «Сбербанк» – гласила на ней свирепая надпись. Макарон сглотнул слюну и закусал губы. Все знали, что детям в банках делать нечего. Особенно без сопровождения. Как и в кино на показах ужастиков, например.

Макарон прошелся вдоль длинного здания, стены которого, к счастью, были также стеклянными, отыскал свою жертву и уселся на лавочку, чтобы не маячить просто так с подозрительным видом около банка. Сразу было понятно, что господин пришел туда не для того, чтобы, сопя и закатывая глаза, дождаться своей очереди и поскандалить с дамочкой в окошке, как это водилось, а потому что он там работал.

Прогулявшись туда-сюда по ту сторону перегородки, разделявшей смертных и банковских работников, и полюбезничав с молоденькими девушками и грузными дамочками, он сам подплыл к одному из многочисленных окошек и поднял жалюзи. В очереди ожидания начался переполох, и спустя пару секунд к нему прорвалась самая бойкая тетенька.

Макарон оглянулся и отыскал электронные часы, краснеющие в углу. Уже совсем скоро банк должен был закрыться. Пот проступил у Макарона на лбу. Медлить было нечего. Звякнув дверью, он на худых и длинных, как у цапли, ногах прокрался поближе к окошку господина и стал ждать своей очереди. С каждой минутой он все больше потел и трясся дрожью неопытного преступника. Ни в коем случае он не мог позволить себе вернуться к Воробью без умопомрачительной истории не хуже той, которую вожак стаи выпытал у сестер-великанш.

Но стрелки часов беспощадно тикали над рядом окон и у него в голове, а очередь все не двигалась. Уставшие мужчины и взбудораженные женщины то выкладывали все больше проблем и бумажек, то наливались краской и требовали немедленных разговоров с начальником, коим оказался не кто иной, как сам господин. Макарон с треском замял свои пальцы. «Может, это и не так плохо, что я не успею», – с некоторым стыдом подумалось ему.

Но чудесным образом Макарон успел. Четверо ожидающих перед ним, оказывается, пришли с пустяками, и с ними быстро разделались без длительных переговоров. Уже давно объявили, что банк закрывается и что всех нещадно будут вышвыривать. Оставалось две минуты.

Пошатнувшись и слегка споткнувшись, Макарон ступил к окну и вцепился в стойку. Господин чуть заметно поднял брови и вопрошающе улыбнулся. Еще никогда в жизни Макарон не чувствовал себя более макаронисто.

– Здравствуйте, – промямлил он заплетающимся языком. – Я хотел бы открыть счет.

– Счет? – удивленно переспросил господин. – Открыть банковский счет?

Макарон кивнул. Господин наклонился к нему поближе.

– И зачем тебе открывать счет, если можно поинтересоваться?

Вот этого Макарон толком продумать не успел. Он знал, что со счетов можно было снимать деньги, но был уже не настолько наивным, чтобы полагать, что появлялись они там сами по себе. Не зря папа приходил домой редко и поздно и всегда в отвратительном настроении. И не зря мама тщательно скрывала от него всякие ненужные, но дорогие покупки, и поджидала подходящий, обычно не совсем трезвый момент, чтобы сообщить папе о своих мелких погрешностях. Но если Макарон и понял что-то в этом мире, то это было следующее.

– Я хочу копить деньги, – твердым голосом сообщил он господину. – Чтобы потом купить крутую машину или просто на черные деньки.

Господин замер, не сводя взгляда со своего юного клиента.

– А сколько тебе лет, мальчик? – спросил он наконец.

Макарон задумался. Но врать ему показалось неуместным, так как при таком официальном деле, как открытие счета, горькая правда рано или поздно должна была всплыть.

– Динадцать, – прошептал он.

– Одиннадцать?! – переспросил господин так, что все услышали.

– Да, – просипел Макарон.

Господин выпрямился и вздохнул. Сдалось Макарону, что будет он сейчас с позором выгнан из этого важного заведения и что ему уже никогда не удастся проявить себя достойным Вольных птиц. Где-то под глазами у него скопились позорные слезы ребенка, беззаконно нагрянувшего в банк. Сзади люди уже возмущались, что из-за дурацких шалостей они не успеют решить свои дела и день пройдет насмарку.