Человек в чужой форме - Валерий Георгиевич Шарапов

его легковерие, трусость и неумение разбираться в людях.

Сорокин созвал подчиненных на летучую головомойку с раздачей поручений. С текучкой управились быстро, и Сергей, все эти четверть часа сидевший как на иголках, уже совсем было успокоился. Но рано.

— Итак, Шамонай, — как бы мимоходом, без особого выражения начал Сорокин, доставая из папки две фотокарточки, — Галина Ивановна, двадцати трех лет, замужняя. Пропала двадцать третьего февраля. Прошу.

Сергей, глянув на фото, с облегчением засомневался. Строгая молодая женщина, с поистине королевской осанкой, начальственным, высокомерным взглядом. Ни тени краски на лице, всяких этих помад-туши. Конечно, вот родинка на шее и завлекалочка над губой, только она-то вполне может оказаться и подрисованной, прилепленной, кто их, щеголих, ведает.

— Красивая, — заметил Остапчук.

— Сергей, она? — коротко спросил Сорокин.

— Не могу утверждать с ответственностью, — замялся Акимов, — так-то похожа, но…

— …неконкретно. Ну да. И к тому же домохозяйка, — заметил начальник, — то есть нигде она не работает, никаким счетоводом ни в каком увээр.

Помолчали.

— Тебе на будущее наука, дамочками не разбрасываться, — снова подковырнул Сорокин, — ну да пусть ее. Теперь к делу. Берем вот эти фото и чешем по району, по толкучке, выспрашиваем, не видел ли кто. Дело, конечно, тухлое…

— Я вот интересуюсь, — откашлявшись, подал голос Остапчук, — пропала-то не вчера, чем муровцы занимаются? Я думал, у них все ать-два — и в дамки.

— Давай-ка не ёрничай, — посоветовал начальник, — работают, как полагается, не волнуйся, дела ведутся, контора пишет…

— Ах ну да, это да, первое дело, — съязвил сержант.

— Ну, знаешь, трупа-то нет. Посмотрел бы я на тебя.

— Я ничего.

— Вот то-то же. Версий и предположений куча, дел много, народу мало, отрабатывать всех — труд адский, да и время.

— А муж, и мать, и соседи, и подружки… — начал было Акимов.

— Ты еще, специалист! Отработаны, управились без твоих це-у, — успокоил начальник, — проверены и проверяются все случаи обнаружения трупов, отрабатываются несчастные случаи — и в столице, и по области. На контроле больницы, городские и областные, морги. И фото, вот это — одно из многих, разосланных по всем направлениям.

Остапчук радостно подхватил:

— Ну вот! Стало быть, без нас управятся, а?

— Ага, сейчас. Тетка-то ехала в наши края.

— Вот что их всех сюда-то несет…

— Муж утверждает, что они поехали к некой знакомой жены, с которой они сговорились о покупке шубки, какой-то электрический котик. Еще на Новый год в подарок пообещал, но только сейчас выбрались.

— Ишь ты.

— А муж кто? — с надеждой спросил Сергей.

Сорокин ухмыльнулся:

— Снабжение. Устраивает?

— Так точно.

— Отлегло?

— Да.

— А супруга-то отработали? — спросил Иван Саныч. — Первое дело.

— Отработали, отработали. По работе характеризуется исключительно положительно. Обженились они всего два года назад, жили дружно, соседи-подруги утверждают: души в ней не чаял.

— Ну-ну, — с сомнением отозвался Остапчук, — а теща?

— Теща от зятя в восторге, — заверил Сорокин, — все подозрения отметает. С негодованием.

— А они, получается, с мужем поехали, вместе.

— Да, так и есть. Имея при себе… тут еще один нюанец, на две с половиной тысячи. И были они у женщины.

Остапчук спросил:

— Как же они вместе ехали, и он ее потерять умудрился?

— Утверждает, что ехали в разных вагонах. Он ее устроил в вагон матери и ребенка, как беременную.

Сергей с легкостью обрадовался: та-то наверняка не беременная была. Эта мысль, не особо убедительная, почему-то успокоила. «К тому же муж-снабженец, и домохозяйка… не она это, точно!»

— Хорошо, всем все ясно?

— Так точно.

— Разошлись работать с огоньком и энтузиазмом, — предписал Сорокин, — приступайте.

— Что, Серега? Не она? — спросил Иван Саныч в коридоре.

Акимов пожал плечами:

— Была бы цветная фотография, может, узнал бы. А так все они одинаковые, как сядут, глаза выкатят, губки подожмут. Не знаю, Саныч.

— Так и нам же лучше, — подвел черту сержант, — нечего городить огород. Я сгоняю на толкучку, а ты тогда по району?

— Лады.

Глава 6

Неделя прошла в расспросах и поисках. И, как это нередко бывает, все сразу всех узнавали. Остапчук возвращался с толкучки сиренево-белый после общения с тамошними обитателями. Они, лишь взглянув на фото, немедленно и с готовностью рассказывали настоящие одиссеи. Что в самом деле, такая вот как раз на двадцать третье с во-о-от такой пачкой денег ходила по рядам, потом общалась с мариванной — «а вот и она, легка на помине, а ну-ка иди сюда, по твою душу». Мариванна, спекулянтка и перекупщица, стремясь угодить «властям», тотчас припоминала, что да, была такая, точь-в-точь как ты говоришь, Иван Саныч, красивая, хорошо одета, купила шубку… какую, ты говоришь? Во-во, электрический котик, как раз. А вроде бы видела нюраиванна, что за ней какой-то увивался, сапоги всмятку и галифе навыпуск, и такая морда ехидная — сразу видно, душегуб. Портреты тех, с кем общалась «точно, эта вот дамочка», были красочны и разнообразны, так что если отрабатывать лиц, подходящих под эти описания, то, пожалуй, вышло бы пол-Москвы.

У Акимова дела обстояли не лучше, хотя по понятным причинам народ не спешил признавать все и сразу. Расспрашивать население, толковать с железнодорожниками — дежурными по станции, стрелочниками, обходчиками — полезная и нужная, но нудная работа, тяжелая, что детским совком глину ковырять. И время уходит, точно в песок, и результатов никаких, хотя вроде бы и трудишься в поте лица.

Что еще хуже, то это граждане-выдумщики. То старушенция-стрелочница клятвенно уверяет, что «вот как тебя, Сережа», видела такую вот хорошенькую, которую на полном ходу сбил поезд, то бдительный дачник из «Летчика-испытателя» припоминал, что она долго бродила взад-вперед по поселку, пока не стемнело, а потом ушла на ту сторону, к кладбищу, и за ней отправился какой-то огромный бородатый, кривой такой старик в валенках. Наконец тетка Анна Приходько, по итогам долгого осматривания и чуть не обнюхивания фото, категорично признала:

— Она. Точно тебе говорю. В аккурат… когда говоришь? Да, двадцать третьего. Лично с ней говорила. Ох, и плакала она, ох, и рыдала! Бедная, говорит, я, несчастная, пойду сейчас и под поезд брошусь. Вот.

«Тоже мне, Анна Каренина, — сонно кивая, думал Акимов, — во заливает баба, хоть бы передохнула. Чепуха все это и пустышка».

— Надо бы сводку запросить, — заметил он, не особо, впрочем, уверенно.

Усталый Остапчук потер натруженные за эти дни органы слуха:

— А смысл? Я и так скажу: на перегоне между нашей станцией и толкучкой за последнее время был единственный случай, в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое февраля, попала одна под электричку.

— И что же?

— А что? Ты насчет личности? Слышь,