Девушка в красном - Кристина Генри

Краш замедлила шаг, потому что малыши прошмыгнули где-то невдалеке, но где они скрылись, она не приметила. Полагаться на слух не приходилось, похоже, они приучились держаться тише воды ниже травы (полезный навык, когда можно наткнуться на военных или просто недобрых взрослых), так что оставалось лишь разглядывать землю по правой стороне тропинки, не попадутся ли отпечатки маленьких ног.

И всё-таки она чуть не прошла мимо (да уж, следопыт из тебя никудышный), просто чудом заметила легкие следы чиркнувших по земле коленок, а перед ними едва различимые отпечатки рук.

Может, они не такие уж малыши, как показалось на первый взгляд. Уж больно шустро ползают на четвереньках, вот она и приняла их за дошколят.

Она осторожно встала на правое колено и оперлась на левую ногу, как футболисты на совещании перед началом периода. С надетым протезом наклониться до самой земли было трудно, но ей удалось разглядеть под ветвями утоптанную борозду.

Она было собралась распластаться ничком, чтобы заглянуть вглубь, но подумала, что если ребятишки бросятся наутек из своего укрытия, то так и затоптать могут. Поэтому просто осторожно раздвинула ветви, надеясь их не спугнуть.

– Не бойтесь! – сказала она.

Под естественным навесом из ветвей оказалась просторная брешь, похожая на пещеру, в дальнем конце которой, футах в пяти от входа, съёжились двое ребятишек. У них под ногами птичьим гнездом валялся комок замызганных одеял, а рядом расстегнутый рюкзачок, похоже, бывший школьный ранец, в котором поверх грязного тряпья виднелись батончики с мюсли.

Определить возраст ребятишек было нелегко, особенно по чумазым мордашкам и не имея представления о росте, – на первый взгляд лет восемь-одиннадцать, а насчет пола она и гадать не стала – оба одинаково заросшие, всклокоченные, как будто с самого начала кризиса в глаза не видали ни воды, ни расчески.

Они забились в угол, обхватив друг друга исхудавшими ручонками – ни курток, ни шапок, в одних тонких футболках, наверное, мерзли даже под одеялами. Интересно, давно ли прячутся в лесу, и удавалось ли им чем-то поживиться кроме этих батончиков.

– Не бойтесь, не обижу… – начала она, и сама поморщилась от собственной глупости. Любой злодей с недобрыми намерениями первым делом скажет что-то в этом роде.

Судя по тому, что загадочные детишки попытались отодвинуться от нее подальше, они были того же мнения.

– Простите, глупость сказала. Давайте попробуем сначала. Меня зовут Краш. Какая приятная встреча в этой глуши – улыбнулась она, надеясь, что они не воспримут ее дурацкую шутку как угрозу.

– Краш? – переспросил один из них, пропустив шутку мимо ушей. – Как это? Таких имён не бывает.

Другой шикнул на него (или на нее).

– Не говори с ней! – сквозь сжатые губы прошипел другой.

– Прозвище такое. А настоящее имя просто жуть, даже вникать не стоит.

– Вникать? – переспросил первый. Похоже, общительный попался.

– Тихо ты! – снова шикнул второй, стараясь не повышать голос, чтобы она не расслышала. К сожалению, в этой глуши стояла такая тишина, что малейший шорох раздавался раскатом грома. – Мы же зарекались с чужими разговаривать, помнишь?

– «Вникать» значит что-то обдумывать, размышлять, – пояснила Краш, якобы, не расслышав последнего замечания.

– У этого слова два значения? Знаю такие, нам в школе про них на уроке словесности рассказывали.

– Райли! – оборвал его второй ребенок, видимо, сытый по горло его бесконечной болтовней.

Ну что ж, пока определить, мальчик это или девочка, не удалось. Райли подходит и тем и другим.

– Прикольное имя, – похвалила Краш. – Гораздо круче моего.

Райли выскользнул из объятий другого ребенка и потянулся к проёму среди ветвей, через который она заглядывала в их убежище. Явно дружелюбная натура, такого наверняка приходилось одергивать при встрече с каждым незнакомцем, чтобы не выболтал всю подноготную. Второй ребенок дичился, недоверчиво уставясь на нее.

– А как тебя зовут по-настоящему? – спросил Райли.

– Корделия, – выдержав театральную паузу, призналась она.

Райли звонко засмеялся, и в этом ужасном мире смех прозвучал как-то неестественно, пронзил гнетущую атмосферу лесной чащи и словно окутал всех троих волшебными чарами.

– А что, неплохо. Вот нашу двоюродную бабушку Хильдой зовут, так по сравнению с ней очень даже ничего.

– Моя мама в этом даже не сомневалась, хотя обычно звала меня Делией. Она была профессором-шекспироведом, вот и выбрала имя в честь героини одной пьесы.

– А наша мама работала в «Уолмарте»[14], – добавил Райли. – Ее один дядя убил, когда разозлился, что ему какого-то лекарства не досталось.

Эти слова прозвучали так буднично, словно какой-нибудь диктор в вечернем выпуске новостей зачитал сводку происшествий.

– Ой, беда-то какая. А папа ваш где?

– Райли! – цыкнул второй ребенок, но тот и ухом не повел. Пожалуй, если не спугнуть, можно узнать и про его/её любимый фильм, и про домашнюю зверушку, и когда ему/ей в последний раз довелось поесть пиццы… по крайней мере возникло такое впечатление.

– Сначала казалось, так даже лучше, что его не убили, как маму. Кошмар просто – мы ее всегда так ждали, а в тот раз она не вернулась, потому что ее какой-то чокнутый застрелил ни за что ни про что, – рассказал Райли. – А потом у папы начался Кашель, и кровь как полилась, аж подойти страшно. Так жалко, даже попрощаться не получилось, мы заразиться боялись.

– Моя мама тоже Кашель подхватила, – начала Краш и задумалась, стоит ли им рассказывать всю правду. Да, мама на самом деле подхватила Кашель, наверное, от него бы и умерла, не объявись возле дома та стая шакалов. Зачем им эти подробности?

Потом решила, что скрывать от детей суровую правду – недопустимая роскошь былых времён, к тому же эти малыши после начала Кризиса наверняка уже повидали немало людских злодеяний. В конце концов, их родная мать погибла ни за что, они уже в курсе, что жизнь далеко не праздничная ярмарка, так что врать нужды не было.

– Мама подхватила Кашель, – повторила Краш. – Наверное, и папу бы заразила, и оба бы умерли. Если бы на них не напали какие-то уроды, что нагрянули к нам домой.

Тут у нее перехватило горло, и она замолчала, не в силах рассказывать так бесстрастно, как удавалось Райли. Неважно, как давно это было, при каждом воспоминании эта вопиющая несправедливость поражала как в первый раз.

Маме стало бы плохо, и она всё равно бы умерла, но для мира, пораженного смертоносным вирусом, это хотя бы естественно. А нападать на чужие жилища и убивать людей из-за каких-то дурацких предрассудков – совсем ненормально.