Ласточки в темноте - Мария Тович

У Юлиной комнаты он торопливо откашлялся и легонько постучался в дверь. Тишина. Весь дом спал, и, наверное, Юля тоже уже была в царстве Морфея. Тогда Паша постучал еще раз, уже настойчивее. Спустя полминуты дверь открылась. На пороге возникло недовольное лицо Юли.

– Я же говорила, что меня не надо будить, – заворчала Юля.

Паша втолкнул ее обратно в комнату и закрыл за собой дверь.

– Ах, ты! – начала распаляться Юля.

– Где твой фотоаппарат? – жестко произнес Паша, заглядывая под стулья. – Он в сумке?

– Да, в сумке! – раздраженно прикрикнула Юля. – Хватит шарить по комнате! Что произошло? Ты захотел устроить ночной фотосет?

– Давай сюда фотоаппарат! Скорее!

Не успела Юля дернуть за молнию на футляре, как Паша ударил себя по лбу.

– Черт! Совсем забыл! Ты же стерла все фотографии! Ну зачем? Зачем ты это сделала?

– Я же тебе сказала: мне хотелось насолить Глебу, – оторопело отступила Юля, убирая сумку с фотоаппаратом.

– Где же они еще могут быть? – Паша сосредоточенно постучал себе пальцем по подбородку.

– Так… или ты говоришь мне, в чем дело, или проваливаешь отсюда!

– Точно! – Лицо Паши озарила догадка. – Ты знаешь, куда Вероника и Лора выкинули кусок платья, который ты испортила? Нам надо его найти!

– Понятия не имею. Наверное, в мусорку. Не будут же они его хранить в качестве приданого?

Паша сорвался с места и бросился в ванную комнату. Там были установлены современные биотуалеты, занимавшие почти все свободное место. Рядом стояла хромированная мусорка с ножной педалью. Паша открыл ее и заглянул внутрь.

– Что ты делаешь? Ты совсем сбрендил? – зашипела Юля.

– Слишком маленькая. Думаю, во всех номерах они стандартные. Значит, его выбросили где-то в другом месте.

– Тебе-то зачем этот кусок платья?

– Не хочу делать поспешных выводов. Но мою догадку обязательно надо проверить. Надеюсь, я хоть немножко разбираюсь во всех этих дизайнерских штучках.

Вероника спала беспокойным сном, ворочаясь с боку на бок. Паша и Юля на цыпочках прокрались мимо нее и зашли на кухню.

– Под раковиной стоял большой бак для отходов, – прошептала Юля.

Паша открыл дверцу встроенного шкафа: внизу действительно находился круглый алюминиевый бак. Но внутри него лежали лишь пустые упаковки из-под чипсов, грязные полиэтиленовые пакеты, шкурки огурцов и остатки недоеденного шашлыка.

– И здесь нет, – с досадой проговорил Паша.

– Ладно. Если не погонишь меня сейчас туда, то я скажу тебе еще про одно место, мусорных дел мастер… – Юля наслаждалась моментом и не торопилась продолжать. Паша смотрел на нее выжидающе, замерев, как бегун на старте.

– Глеб, когда нам остров показывал, продемонстрировал чудо-баки, в которых мусор сначала сортируется, а потом увозится с острова.

– И где они?

– Они рядом с лодочным гаражом, прямо за ним. Три зеленых контейнера.

– Ясно. Спасибо. – Паша закрыл шкаф и вышел из кухни.

Юля догнала его уже на крыльце.

– А тут реальный дубак, подожди меня. – Она нырнула обратно в дом и вернулась, застегивая на себе пуховик с логотипом какой-то компании.

– Смотри. На вешалке висел. Почти мой размер. Так-то лучше.

– Наверное, куртку забыл один из строителей, – предположил Паша и напомнил: – Ты же не хотела никуда идти.

– Все равно ты уже весь сон сбил. Давай покажу, где они, – Юля зевнула.

– Ну, веди меня, Джамшут.

Постепенно становилось светлее. Густые сумерки блекли и растворялись в утреннем тумане. За горизонтом уже притаилось солнце.

Проходя мимо лодочного гаража, Юля попыталась заглянуть в маленькое окошко, но внутри было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

– Как ты думаешь, что случилось с Глебом на самом деле?

Паша замедлил шаг.

– Не знаю. Наверное, просто стечение обстоятельств. Гулял не в том месте, не в то время.

– Не слишком ли простая версия для полицейского?

– Ты считаешь, версия обязательно должна быть криминальной?

Паша уже не раз думал, не рассказать ли Юле про Веронику. Она бы безусловно приняла сторону несчастной невестки. Но пожалеть бедную девушку и суметь не выдать ее на допросе – разные вещи. С тем же успехом можно было повесить ей за плечи рюкзак с полусотней кирпичей и попросить станцевать чечетку.

Очень быстро светлело. Предметы становились четче и ярче, как будто легкий карандашный набросок обводили жирной масляной краской.

Они остановились у трех пластиковых контейнеров с опознавательными значками рециркуляции. Паша открыл крышку первого, но там лежал лишь сломанный пластиковый совок, смятые одноразовые стаканчики и пустые бутылки из-под воды.

На дне второго бака нашелся плотный синий пакет, завязанный узлом. Паша опустил руку, чтобы достать его и уже по весу понял – там было то, что он искал. Избавившись от шуршащего целлофана, извлек наружу белую тряпку в красных и розовых разводах.

– Фу, что это за гадость… – Юля поморщилась.

– Твоих рук дело. Не узнаешь?

Юля присмотрелась и узнала в рваном тряпье подол Лориного платья, перепачканный соусом.

– Обрати внимание. – Паша, довольный собой, провел пальцем по ткани с каймой из прозрачных камушков по подолу, многозначительно посмотрел на девушку, а потом снова на обрез платья.

Она проследила за его взглядом. На ее лице появилось кислое выражение.

– И что? Мог бы с таким открытием и до утра подождать. Необязательно было меня будить и тащить к мусорке.

Юля обиженно отвернулась и вдруг вскрикнула:

– Боже мой! Смотри! – Она указала рукой в сторону главного корпуса.

Паша вытянул шею, чтобы увидеть, что ее так встревожило.

Из окна дома валил серый дым. Плотные клубы сбивались в один нескончаемый вертящийся поток, который уносился в небо. Юля и Паша, не сговариваясь, бросились к дому. Пока они неслись к жилому комплексу, раздался резкий хлопок. Лопнуло и разлетелось на мелкие осколки окно на кухне. Оттуда вырвался столб черного дыма. Чем ближе они подбегали, тем яснее слышался угрожающий треск. В окнах второго этажа показались яркие всполохи огня. Дом горел.

Паша обогнал Юлю и первым добежал до двери. Ручка еще не успела накалиться: он дернул за нее, и изнутри вместе с вырвавшимися наружу потоками жара и дыма вывалилась Лора в шелковой ночной рубашке, перемазанной сажей. Обезумевшими глазами она уставилась на Пашу и, больно впившись ногтями ему в руку, стала оседать на землю.