Единственная для Барса - Алина Углицкая

Серповидные зрачки сузились в две темные щели, за которыми клубилась бездонная тьма. И Лика, не выдержав этот взгляд, отступила. Вернула фото на полку и тихо произнесла:

— Извини. Мне очень жаль…

В ее голосе было столько раскаяния и стыда за собственное любопытство, что нечто, похожее на совесть, шевельнулось в душе Стромова. На какую-то долю секунды он почувствовал себя подлецом, собирающимся сгубить невинную душу. Но уже в следующее мгновение взял себя в руки.

Как символично. Дочь убийцы сожалеет о смерти жертв своего отца.

Ему так хотелось сказать это вслух.

Не сказал.

Бросил на стол уже не нужные линзы и небрежно пожал плечами:

— Ерунда. Это было давно.

Лика лихорадочно подыскивала слова, которые были бы уместны в такой ситуации. Но в голову лезла одна банальность.

— Твой отец… кем он был?

Ей показалось, что по лицу Кирилла скользнула тень.

Пару секунд он просто смотрел на нее, словно решая, стоит отвечать или нет. Потом все же сказал:

— Первым главой резервации Химнесс.

Это было сказано таким тоном, что Лика почувствовала озноб.

— Первым главой? — Ее горло на мгновение сжалось. — Я изучала историю Химнесса. Первым главой был Захар Стромов, и он погиб… — Под пристальным взглядом Кирилла ее глаза наполнились запоздалым пониманием, голос упал буквально до шепота: — Семья Стромовых погибла в 1989 году… при пожаре… муж, жена, трое детей…

— Как видишь, один из них выжил.

Кончик красивого рта Кирилла Стромова изогнулся в саркастичной усмешке. И взгляд Лики прикипел к этим губам. Тем самым, которые так и не поцеловали ее.

— Я помню, что об этом писали газеты, — продолжала она, не в силах оторвать взгляд от губ Кирилла. — Я читала статьи в архиве, когда готовилась защищать диссертацию. Полиция подозревала поджог, но власти не стали вмешиваться и позволили верам самим проводить расследование. В конце концов, все списали на несчастный случай.

— Короткое замыкание, — подсказал Кир. — Поджог до сих пор не доказан.

Лика поняла, что он хочет сказать.

— Ты приехал сюда не просто так, я права? — Она дождалась, пока он кивнул. — Зачем тебе рисковать и появляться на Тайре… Ты хочешь найти виновных в смерти своих родных?

— Почти угадала.

Кир позволил себе усмехнуться. Старался, чтобы эта усмешка вышла непринужденной. Но его пальцы, вцепившиеся в край стола, побелели от напряжения.

— А я? Зачем тебе я?

Вот. Она это сказала.

И застыла, ожидая ответ.

Кирилл не спешил отвечать.

Он разглядывал девушку, решая, как долго еще сможет контролировать себя. Она не глупа, это видно, и понимает, что значит для вера найти свою пару и не иметь возможности быть с ней. Это выше любой силы воли, выше разума. Чистый инстинкт. Ловушка, из которой нет выхода.

— Я бы мог солгать тебе, — наконец произнес он тихим голосом. И от этого голоса у Лики что-то заныло в груди. — Но не буду. Мой Зверь признал тебя своей парой. Ты знаешь, что это значит?

Да, она знала. Он только что признался, что зависим от нее. Но ей хотелось услышать совсем другие слова. Хотя бы намек на то, что она ему не безразлична.

— И… это все? — она сцепила пальцы в замок, чтобы они не дрожали.

— Все.

Все. Какое страшное слово. Пустое.

Лика медленно выдохнула, надеясь, что это поможет ей собраться с мыслями.

— Значит, ты хочешь меня, — произнесла она с расстановкой. — Просто хочешь… И так прямо об этом говоришь?

— А чего ты ждала? Что я признаюсь в любви? — в его глазах сверкнула ирония. — Нет, детка, я вер. И ты тоже, хоть и не веришь. Но признайся хотя бы самой себе, ты тоже хочешь меня.

От его слов щеки девушки покрылись гневным румянцем. Он посмел озвучить то, о чем она даже думать боялась. С тех пор, как она впервые столкнулась с этим мужчиной, ее тело начало жить собственной жизнью. Оно не хотело подчиняться голосу разума, но для Лики, всегда отличавшейся здравым умом, это было недопустимо.

— Не важно, чего я хочу, — Лика старалась вложить в свой голос уверенность, которой у нее не было, — в любом случае мне требуется нечто большее, чем просто желание, чтобы лечь с парнем в постель…

Она не договорила. Ее прервал громкий хохот. Кирилл смеялся, откинув голову, но его смех был натянутым, злым.

Он перестал смеяться так же резко, как и начал. Бросил на девушку тяжелый, непроницаемый взгляд.

— Не забудь напомнить это себе, когда будешь выть от желания в своей одинокой постели.

В этих словах была слишком большая доля правды, и Лика не нашла что ответить. Но и сдаваться она не собиралась. Должен быть выход! Даже если в ней присутствует кровь вера, это еще ничего не значит! Все эти годы она воспитывалась, как человек, училась руководствоваться логикой, а не желаниями. Так неужели сейчас допустит, чтобы инстинкты взяли верх?

Нарушая затянувшееся молчание, она сухо произнесла:

— Мне нужно в отель.

— Значит, вопрос остается открытым? — Стромов через силу усмехнулся.

Он хорошо понимал, что с ней сейчас происходит. Ему не нужно было уметь читать мысли. Все эмоции Лики отражались у нее на лице, вся внутренняя борьба.

А еще запах — запах возбужденной женской плоти, от которой его собственный Зверь буквально сходил с ума.

Сколько времени у нее в запасе? День-два? Когда она перестанет себя контролировать и будет рада любому, кто сможет унять этот жар?

Он и представить не мог, что кто-то, кроме него, будет владеть этим телом. Ему хватило того, что он видел сегодня. Те мужчины на базе, словно шакалы, учуявшие запах легкой добычи, кружили вокруг Лики, а она, наивная, даже не замечала их интерес. Как скоро один из них получит место в ее постели?

— Ты меня ни о чем не спрашивал, — отрезала Лика. — Вызови мне такси. Уже поздно.

Он отлепился от стола, где стоял все это время, и пошел ей навстречу. Мягким крадущимся шагом, под которым не скрипнула ни одна половица. В этот момент он был именно тем, кем сотворила его природа — хищником в образе человека. И этот хищник вышел на охоту.

— А если спрошу? — его вкрадчивый голос мазнул по Лике, точно мягкая кошачья лапка. — Что, если я скажу, что ты нужна мне? Что я хочу быть с тобой. Узнать тебя ближе.

Она задрожала, чувствуя, как стремительно рассыпаются бастионы, которые она с таким трудом воздвигала между ними все это время. Как ее гордость отступает, давая волю тем самым инстинктам, от которых она отрекалась.