Во имя Рима. Люди, которые создали империю - Адриан Голдсуорти

В итоге Павлу было даровано право на триумф. Он устроил празднование, затмившее своей зрелищностью все предыдущие. Церемония продолжалась три дня. За процессией, проходящей через самый центр Рима по Священной дороге, наблюдали толпы людей, сидящих на специально установленных помостах.

В первый день на 250 повозках везли статуи, картины и гигантские изваяния, захваченные во время войны. На второй день римлянам демонстрировали трофейное оружие, доспехи и другое военное снаряжение. Среди всего этого было как собственно македонское снаряжение, так и то, которое использовали союзники и наемники Персея. Большей части снаряжения был придан такой вид, словно оно было найдено в виде обломков на поле боя. На других повозках оружие и доспехи были разложены неплотно, чтобы при движении повозок они устрашающе бряцали, ударяясь друг о друга. Несмотря на то что оружие принадлежало проигравшим, его вид оставался весьма грозным. За оружием и доспехами несли сосуды с серебряными монетами и ценностями, отобранными у врага. Сосудов насчитывалось 750, и каждый несли четыре человека.

Наконец, на третий день устроили главную процессию, во главе которой двигались трубачи, играющие сигналы, звучавшие в боях. За музыкантами юноши вели 120 жертвенных быков, их рога были позолочены, а головы украшены лентами и венками. Их сопровождали мальчики с сосудами для возлияний. Опять же по улицам несли ценности поверженного врага — на этот раз семьдесят семь сосудов, в каждом из которых было три таланта золотых монет, а затем — коллекцию драгоценной утвари со стола Персея.

За сокровищами царя вели его колесницу. На нее положили оружие, доспехи и царскую диадему. Потом шли дети побежденного правителя Македонии — двое мальчиков и девочка со своими нянями и многочисленными домашними рабами. Это было печальным зрелищем, и многие римляне, наблюдающие за ним, были тронуты до слез, хотя обычно они скрывали свои эмоции. Персей шел вслед за детьми со своими собственными слугами и придворными. На просьбу Персея избавить его от унизительного шествия по Городу Павел дал резкий ответ, намекая, что царь всегда может избежать подобного унижения, совершив самоубийство.

Описание Плутарха передает особое великолепие римского триумфа, но Павел не испытывал необходимости в рабе, которому полагалось нашептывать, что полководец — всего лишь смертный. Четырнадцатилетний сын полководца заболел и умер за пять дней до начала церемоний. Спустя три дня после триумфального шествия та же судьба постигла его двенадцатилетнего брата. Выжили только два старших сына Павла. Оба были приняты в другие семьи и носили уже другие имена.

«Захваченная Греция покорила свирепого захватчика»

Перед тем как покинуть Грецию Павел провел немало времени в поездках по стране, осматривая достопримечательности и стараясь изо всех сил завоевать сердца ее жителей. В Амфиполе он устроил тщательно подготовленные зрелища, включавшие театральные представления, поэтические и спортивные состязания, созвав отовсюду исполнителей и атлетов, а также приказав привести знаменитых скаковых лошадей со всего греческого мира. Многие дивились, что такое крупное празднество было столь успешно организовано за такой короткий срок. Павел на это сухо ответил: «Тот, кто умеет в войне победить, сумеет и пир задать, и устроить зрелища». Во время посещения знаменитого оракула в Дельфах консул увидел пустой пьедестал, на котором должна была быть установлена статуя Персея. Павел велел поставить там памятник в честь своей собственной победы. Часть его сохранилась до наших дней.

Павел, не являлся первым римским магистратом, ставшим участником культурной жизни Греции. После Второй Македонской войны Фламинин провел несколько лет в Греции и с самого начала проявил глубокую любовь ко всему эллинистическому. На Истмийских играх[19] в 196 г. до н. э., когда он провозгласил «Свободу Греции», его речь, произнесенная на греческом, была встречена восторженными аплодисментами. Почести, которые эллинистические государства воздавали римским полководцам — от страха или же от подлинного уважения, — были поистине царскими. Это подкрепляло мнение, что любой римский сенатор, особенно выдающийся и знаменитый полководец, был, по меньшей мере, равен монарху любой другой страны. Фламинин, Павел и другие военачальники, одержавшие победы в восточном Средиземноморье приобрели огромный авторитет, не сравнимый с престижем остальных нобилей. Их слава и захваченные богатства могли нарушить баланс политической жизни Рима, и отчасти именно из-за этого многие сенаторы с таким пылом нападали на знаменитых полководцев, когда те возвращались в Рим.

Трудно определить, до какой степени римские аристократы были осведомлены о греческой культуре в III веке до н. э. Рим поддерживал связи сначала со многими эллинистическими колониями в Италии, позднее — и на Сицилии. Постепенно он завоевал все эти колонии. Среди награбленного на войне, в частности, были произведения искусства и рабы. Все это привозили в Рим. Ко времени Второй Пунической войны среди римских сенаторов были такие, как Фабий Пиктор, чье знание греческого языка и литературы позволило ему писать первые труды римской истории в прозе на греческом. Готовя вторжение в Африку со своей базы в Сицилии, Сципион Африканский и его молодые друзья одевались в греческие одежды и с удовольствием проводили время в гимнасии, что прежде не было принято у римлян. Эта любовь к греческому языку и культуре охватила римскую аристократию и продолжалась в течение нескольких столетий. Сенаторы стали соперничать, пытаясь превзойти друг друга в знании греческой культуры.

К середине II века до н. э. подавляющее большинство образованных римлян стало двуязычно, поскольку греческий считался языком подлинной цивилизации — точно так же как французский в Европе XVIII века, на котором говорили все аристократы. Лишь немногие публично выступали против этой тенденции. Самым известным противником проникновения греческой культуры был Марк Порций Катон, человек, который руководил одной из колонн, обошедшей врага с фланга в битве при Фермопилах и сын которого отличился в сражении при Пидне. Будучи послом в Греции, Катон отказался обратиться к местному населению на их родном языке и настоял на том, чтобы произнести свою речь на латыни. Это не являлось следствием незнания греческого языка, поскольку он, несомненно, всесторонне знал эллинистическую литературу — Полибий вспоминал случай, когда Катон в шутку процитировал «Одиссею» Гомера. На протяжении всей своей карьеры Катон высмеивал аристократов, подражающих знатным людям Греции, и подчеркивал превосходство простых, но добрых традиций Рима. В 205 г. до н. э., будучи квестором Сципиона, он публично критиковал консула и его друзей за их поведение на Сицилии. Позднее он напишет первую историю на латинском языке, которая станет одной из многих его работ, написанных на латыни.