Куриный бульон для души. Найди время для себя. 101 история заботы о себе и поиске баланса - Эми Ньюмарк

Мне пришлось смириться с тем, что первый день перестройки моей жизни не удался. Но я упрямо проглотила остаток воды и с гордостью раскрасила второй квадрат. На следующее утро я чувствовала себя ужасно, потому что несколько раз вставала ночью в туалет и почти не спала. Я села за кухонный стол с чашкой кофе и пятью сентябрьскими календарями, ругая себя за неудачу.

В этот момент ко мне подсела моя семнадцатилетняя дочь Джулия.

– Ты чего?

Я рассказала о своем провале.

– Автор что, велел распечатать пять календарей и завести пять новых привычек за один месяц? В то время, как дети учатся на удаленке из-за пандемии?

– Хм-м, нет. По-моему, он предлагал читателям сделать только один календарь.

Джулия удивленно подняла брови:

– А зачем ты сделала пять?

– Подумала, что один хорошо, а пять – лучше.

Она покачала головой.

– Мама, извини, но выглядишь ты ужасно. Зачем ты взвалила на себя в пять раз больше, чем нужно? Если ты пытаешься изменить свою жизнь, относись к ней не с претензиями, а с добротой.

Я кивнула.

– Хорошо сказано.

Джулия взяла мои календари.

– Какой из них оставим? Остальные я выброшу.

Я даже не задумалась.

– Тот, где надо «сделать что-нибудь особенное». Над другими привычками я поработаю когда-нибудь в будущем.

Моя дочь была права. Пора было забыть о перфекционизме и чувстве вины. Снисходительнее относиться к своим недостаткам и меньше критиковать себя. Короче говоря, относиться к себе так же бережно, как и к тем, кого я люблю.

Я посмотрела на единственную оставшуюся страницу своего календаря – ту, на которой стояла цель каждый день делать что-то особенное для одного из членов семьи. И подумала о книге, которая дожидалась меня на ночном столике уже несколько месяцев. Сегодня я сама буду тем членом семьи, для которого надо сделать что-то особенное.

Дайан Старк

Я повесила трубку, закрыла лицо руками и расплакалась. Мой муж Ричард встал с дивана, чтобы принести мне салфетки и погладить по спине.

После смерти моего отца в прошлом месяце подобные сцены стали обычным явлением. Когда я узнала, что отец в больнице, слез не было. И лишь когда медсестра прижала телефон к его уху и я услышала его хриплое дыхание, они полились сами собой. В тот момент мы прощались навсегда. Я смирилась с тем, что не вернусь в США на его похороны – в разгар пандемии я не могла покинуть наш дом в Японии. Единственное, что я могла, – это общаться с ним по видеосвязи до самого последнего дня, как это делали мама и мой брат Боб.

В день похорон отца мою невестку Дженни срочно доставили в больницу. В последнее время у нее были серьезные проблемы с алкоголизмом, который подтачивал ее и без хрупкое здоровье, и вот, наконец, сердце Дженни не выдержало. Мой средний брат Эдвард едва успел приехать в больницу, чтобы попрощаться с ней. Он и сам лечился от алкоголизма, и двойной удар в виде смерти отца и жены довел его до крайности. Он сорвался и снова начал пить. Чтобы как-то помочь Эдварду, я обратилась к его соседке, пытаясь организовать похороны и уговорить его записаться на восстановительную программу. Мои братья не общались между собой больше десяти лет.

Мама стоически переживала все обрушившиеся на нашу семью несчастья, но во время последнего телефонного разговора показалась мне окончательно измученной. Было очевидно, что я должна вернуться домой. Но я очень боялась, что, уехав, не смогу снова попасть в Японию.

– Я хочу домой, – рыдала я, – но рискую всем: карьерой, браком, доходами.

Да, у нас все было хорошо с финансами, и брак казался прочным, но будущее скрывалось за пеленой тумана. Если бы я покинула Японию, а потом мне запретили выезд из США, я осталась бы без работы, страховки и – на неопределенный срок – без мужа.

– Мне нужно сделать еще один звонок, – сказала я, глубоко вздохнув.

И набрала номер своей лучшей подруги Крис. Мы с ней начали созваниваться почти каждый день как раз перед смертью отца. Тогда я могла думать только о том, что означает для меня его смерть и что она за собой повлечет. Теперь мою голову занимали страхи, гнев на Эдварда и его болезнь и беспокойство за маму. К концу рассказа голос у меня срывался от рыданий.

– Хочешь, скажу, что подсказывает мое материнское сердце? – спросила Крис после того, как я все это вывалила на нее.

– Конечно, – я потянулась за салфеткой, чтобы утереть слезы.

Она тихо и спокойно изложила свою точку зрения: оставаясь в Японии, я буду в лучшем положении – как финансовом, так и эмоциональном. И тогда я на протяжении всего этого долгого кризиса смогу поддерживать Эдварда и маму.

Мы какое-то время посидели молча. Я слышала, как снаружи, в кустах камелий, шумит ветер. Ричард готовил завтрак на кухне. Совет Крис показался мне неправильным. Мы поговорили еще немного. Затем ей пришла пора спать, а мне – начинать свой день.

За чашкой кофе я вдруг вспомнила, что не тренировалась уже больше двух недель и совсем перестала медитировать. В моем ежедневнике были заметки только о кризисе. Я не могла сосредоточиться на работе и все время ворчала. Я всю себя отдала несчастью, забыв о том, что могло помочь мне преодолеть его.

После завтрака я отключила все устройства от интернета и села медитировать. Мой разум метался туда-сюда, дыхание учащалось, но я не двигалась с места. Затем я отправилась на долгую прогулку по близлежащим предгорьям и, отойдя от дома на пару километров, устроилась на скамейке возле небольшого храма, чтобы поглядеть на равнину и море внизу. Над головой лениво щебетали птицы. У моих ног загорала радужная саламандра. Мимо проплывали гигантские черные бабочки – альпийские черные парусники. Старый серо-белый кот, живущий на горе, дремал на столике для пикника. Через некоторое время я вернулась домой. У меня еще оставались дела.

Я установила график звонков и электронных писем. Теперь я не отвечала на них до семи утра и после девяти вечера, если только это не была экстренная или плановая встреча. Я возобновила ежедневную медитацию, и мы с Ричардом вместе подолгу гуляли, стараясь в разговорах не касаться темы моей семьи без крайней необходимости. Я бралась за новые задания на работе, ориентируясь на оплату и свой график, но при этом не перенапрягаясь. Связалась с психотерапевтом. Часто пропалывала сад, а когда спортзал снова открылся, начала плавать три раза в неделю.

Я все еще проводила много времени, разговаривая по телефону и переписываясь с семьей, социальными работниками, медсестрами и врачами. Мы оставались на связи с соседкой Эдварда, чтобы поддерживать его, пока он не согласится отправиться на лечение. Однако постепенно я почувствовала, что стабилизировалась и стала лучше соображать. Шли дни, потом – недели, а затем и месяцы. Иногда они приносили более мелкие кризисы, но я уже была способна справиться с ними. Я до сих пор иногда плачу, закрывая голову руками, но потом это проходит. Как говорят в Японии, не нужно писать цифры на текущей воде. Надо жить сегодня.