Улица Ангела - Джон Бойнтон Пристли

— Вы, я вижу, кого-то ждете. Надеюсь, не меня?

И странно, от этого замечания весь званый обед сразу показался ненужным и нелепым.

— Нет, — сказал мистер Дэрсингем, мысленно спрашивая себя, какого черта они вздумали пригласить ее сегодня. — Еще должны прийти Трейпы.

— А, очень рада, что я не последняя, — заметила мисс Верэвер с горькой усмешкой, и эта усмешка не сходила с ее губ все время, пока ее знакомили с остальными гостями.

Через минуту прибыли и Трейпы, — теперь все были в сборе. Запоздавшие гости бывают двух категорий: кающиеся и некающиеся. Первые влетают все в поту, рассыпаясь в извинениях, лепечут что-то о тумане, допотопных такси и бестолковых шоферах. Вторые входят важно и, увидев, что все гости уже собрались, принимают несколько обиженный вид и поднятыми бровями выражают неодобрение людям, не знающим, на какой час они пригласили гостей. Трейпы были превосходным образчиком категории нераскаянных. Оба были высокого роста, худощавы, отличались наружностью довольно бесцветной, держались чопорно. Трейп учился в Уоррелской школе вместе с Дэрсингемом. Теперь он был одним из владельцев комиссионной конторы по продаже домов и поместий, но именовался майором Трейпом, так как получил этот чин в конце Первой мировой войны и, занимаясь муштровкой новобранцев, до такой степени проникся воинским духом, что и после войны никак не мог расстаться со своим чином. У него была выправка военного, и тон его был так отрывист, манеры так величественны, что никак невозможно было вообразить его продающим и покупающим дома, как самый простой смертный. Вы мысленно представляли себе, как он с небольшим отрядом захватывает все квартиры и роскошные особняки или отправляется во главе многочисленной экспедиции водрузить британский национальный флаг в прекрасных лесистых местностях, где есть усадьбы и хорошие места для охоты.

Супруга майора Трейпа была женщина довольно бесцветная, с наружностью типично английской, и лицо ее всегда хранило такое выражение, словно жизнь немного удивила и разочаровала ее. Может быть, оно так и было, и, может быть, оттого она всегда говорила, как чревовещательница: голос был слышен, но мелкие черты застывшего лица оставались совершенно неподвижны.

Предоставив всем собравшимся перекрикивать друг друга, миссис Дэрсингем ускользнула из комнаты, так как было совершенно необходимо как можно скорее пригласить гостей к столу. Три минуты спустя она вернулась, стараясь — и не безуспешно — сохранять беззаботный вид. А через несколько минут Агнес просунула голову в дверь, забыв одну из самых строгих директив хозяйки, и объявила без всякого энтузиазма:

— Пожалуйте, обед подан.

Миссис Дэрсингем с геройским мужеством улыбалась гостям, а гости, за исключением мистера Голспи, поглядывали то друг на друга, то на дверь с таким выражением, словно они впервые слышат об этом обеде и слегка удивлены и заинтересованы. Мистер Голспи, напротив, имел вид человека, который ждет не дождется обеда, он даже сделал шаг к двери в столовую. Затем началось всеобщее движение вперед, а затем отступление назад, улыбки, поклоны — все, что в таких случаях принято в тех несчастных кругах общества, где уже отказались от церемонности, но еще не дошли до настоящей простоты. Гости улыбались и топтались у двери.

— Ну что же, миссис Пирсон, — воскликнул мистер Голспи еще громче и развязнее, чем всегда, — пойдемте!

Нетерпеливый гость без дальнейших церемоний взял под руку миссис Пирсон, и не успела она опомниться, как оказалась уже за порогом, во главе шествия. Гости вошли в маленькую столовую, где на столе, под люстрой с четырьмя электрическими лампочками, уже дымился суп.

— Теперь посмотрим, как нам лучше разместиться, — начала миссис Дэрсингем привычной фразой. Гости в эту минуту были для нее не люди, а посланные ей в наказание шесть огромных тел, которыми она, несчастная, должна была как-то распорядиться. — Посмотрим. Не хотите ли сесть сюда, миссис Трейп? А вы, миссис Пирсон, вот сюда. — Размещая всех, она успела заметить, что суп ужасно жирный.

Суп был нехорош, и мисс Верэвер, съев очень немного, вглядывалась в тарелку с каким-то странным вниманием всякий раз, как миссис Дэрсингем смотрела на нее. Так как за столом было восемь человек, то хозяйка дома не сидела в конце стола, напротив мужа. На это место усадили мистера Голспи, который держал себя весьма непринужденно и упрятывал под свои большие усы неприличные для джентльмена порции хлеба. По правую его руку сидели миссис Дэрсингем, майор Трейп и миссис Пирсон, а по другую сторону — мисс Верэвер, мистер Пирсон и миссис Трейп.

— Ну, как вы нынче летом отдыхали в Норфольке? — спросила мисс Верэвер у миссис Дэрсингем. — Вы мне ничего еще об этом не рассказывали, и я умираю от любопытства.

Усмешка, которой сопровождалось это заявление, говорила, что мисс Верэвер находит эту тему идиотской и скучной, что отвечать на ее вопрос будет со стороны хозяйки невыносимо глупо, а если она не ответит — возмутительно невежливо.

— Недурно, — изо всех сил прокричала в ответ через стол миссис Дэрсингем. — Пожалуй, в общем даже очень хорошо. Только там довольно холодно.

— Вот как? Холодно? — Можно было поклясться, что гостья хочет сказать: «Холодная погода специально придумана для вас, и поделом!»

На другом конце стола майор Трейп с хозяином дома беседовали о футболе, а сидевшая напротив миссис Пирсон все время кивала головой, улыбалась и потряхивала локонами, делая вид, что и она участвует в разговоре.

— Голспи, вы когда-нибудь ездили смотреть регби? — спросил через стол мистер Дэрсингем.

— Регби? Нет, я уже много лет не был ни на одном матче, — отвечал мистер Голспи. — Я предпочитаю сокеров.[2]

Майор Трейп поднял брови:

— Как, неужели этих профессионалов? Ни за что не поверю.

— А почему же нет?

— Полноте! Не можете же вы… Я хочу сказать, что это грязное дело — играть за деньги и все такое… это недостойно спортсмена.

— Я с вами совершенно согласен, Трейп, — подхватил мистер Дэрсингем. — Это совершенно неприлично для спортсмена, таково мое мнение.

— Ну конечно! — продолжал майор Трейп. — Надо быть любителем, играть из любви к игре. Играйте для собственного удовольствия, а не ради денег, как делают эти субъекты. Нельзя быть спортсменом и играть за деньги. Это мерзость, правда, Дэрсингем?

— Совершенно с вами согласен.

Миссис Трейп издала звук, который должен был означать, что и она совершенно с этим согласна.

— А я несогласен, — возразил мистер Голспи упрямо. Ему было решительно наплевать, играют ли футболисты за деньги или нет, но в тоне Трейпа слышалось что-то вызывающее, а мистер Голспи был не такой человек, чтобы оставить вызов без внимания. — Если какой-нибудь бедняк умеет хорошо играть, почему бы ему этим не кормиться? Кто станет против этого возражать? Человек имеет право зарабатывать себе кусок хлеба игрой в крикет или футбол точно так же, как мытьем окон или продажей требухи.