Секрет каллиграфа - Рафик Шами

Тауфик был умный черт с кротким лицом уставшего от жизни ангела.

Назри выглянул в окно: дождь уже кончился. Тут он вспомнил о своей просьбе, которую планировалось изложить в дополнительном послании.

Он обернулся, уже стоя в дверях.

— Вы не могли бы написать еще сопроводительное письмо от моего имени? — спросил он. — Будет невежливо, если я своим куриным почерком…

— Разумеется, — перебил его мастер. — Только мне нужно знать ваше полное имя и адрес, чтобы я смог снабдить послание «шапкой», увидев которую его не посмеет задержать ни секретарь, ни чиновник.

Он протянул гостю листок бумаги, на котором тот вывел свое полное имя и адрес, окончательно убедившие Хамида Фарси в серьезности намерений клиента.

Тем временем снаружи распогодилось. На пороге мастерской Назри облегченно вздохнул: каллиграф оказался серьезным и вполне деловым человеком. Вот только изо рта у него воняло невыносимо. Назри вспомнил, как ходил когда-то с отцом за кулисы цирка. Директор позволил им под присмотром дрессировщика подойти на достаточно близкое расстояние к клеткам с хищниками. От животных несло мочой, что само по себе было неприятно. Но когда тигр, лев или гиена начинали рычать, из пасти у них поднималось целое вонючее облако и Назри задыхался.

Уже через неделю Тауфик забрал у каллиграфа готовую работу. Она оказалась гораздо красивее, чем ожидал Назри. Обрамлявшая текст рамка с роскошным орнаментом придавала ей нечто сакральное.

— Думаю, теперь нам ничто не помешает, — сказал Тауфик, и Назри увидел сатанинский блеск в его глазах.

А еще через неделю Назри получил персональное приглашение на ужин с главой государства. Шофер доставил его во дворец. Вечеринка так понравилась президенту, что с тех пор он каждую неделю устраивал совместные трапезы с несколькими бизнесменами, в числе которых неизменно находился и Аббани.

Обстановка была дружеской, насколько это возможно в таких кругах. Однако Назри благодаря своей открытости и остроумию быстро снискал особое доверие первого лица страны. Он разглядел в этом беспощадном военном одинокого человека, чья безрадостная жизнь с самой ранней молодости проходила в склоках и заговорах. Остальные приглашенные вели себя как лицемеры и хихикали в кулачок, когда президент в очередной раз показывал им один и тот же фильм. Шишакли был поклонником Гитлера и во всем стремился ему подражать, поэтому ему очень нравился «Триумф воли» Лени Рифеншталь,[8]сеансы которого он устраивал в своем дворце каждую неделю.

Назри не любил ни немцев, ни войны. Поэтому он, извинившись, покидал дворец. Этим он заслужил уважение крестьянского сына Шишакли, увидевшего в Аббани образованного и самостоятельно мыслящего человека, который умел выслушать и понять собеседника, всегда оставаясь при своем мнении.

В результате товар, уместившийся на трех грузовиках, пропустили через таможню почти беспошлинно: мешалки для теста и порционно-фасовочное оборудование для пекарен, сверлильные машины и токарные станки для авторемонтных мастерских — первый экспорт из Венгрии. Тауфик сказал, что получил генеральное представительство этой фирмы в Сирии, чтобы их компания крепко стояла на обеих ногах.

— «На обеих ногах», ты сказал? Но мне кажется, ты давно уже сделал из нее сороконожку, — ответил ему Аббани.

Оба они рассмеялись.

В тот день Назри принес в подарок проститутке Асмахан дорогие духи. Когда он вошел в гостиную, Асмахан вырезáла из журнала красиво оформленное изречение. Она поблагодарила Назри за подарок и сообщила, что с детства питает слабость к каллиграфии.

— Это как портрет слова, — сказала она. — А слова я люблю еще больше, чем мужчин.

Только сейчас Назри заметил, что стены ее гостиной, спальни, кухни и даже ванной увешаны листками бумаги с изящными надписями в рамках. Застыдившись своей слепоты, Назри понял, что теперь он знает подход к сердцу Асмахан. Когда она удалилась, чтобы привести себя в порядок, Назри переписал фразу, которую она только что вырезала из журнала: «Все разумное в любви — сумасбродство».

В тот день Аббани решил жениться на шлюхе Асмахан, наплевав на честь рода и все приличия. Она соединяла в себе достоинства всех трех его жен: ум Ламии, веселость Назиме и красоту Саиды. И в отличие от всех них умела быть благодарной. Разумеется, она требовала платы за услуги в постели. Но и другие женщины делали то же, только более изощренными способами, и брали при этом гораздо больше. Асмахан же могла весь день радоваться флакону духов или модному французскому журналу из книжного магазина «Универсальная библиотека».

От подобных размышлений его каждый раз отвлекал внутренний голос, слишком напоминавший ему отца: «И ты думаешь, глупец, что удовлетворишь ее? — спрашивал он. — Эта женщина имеет семерых любовников, и что она будет делать, оставшись с одним таким храпуном, как ты? Она немедленно найдет себе второго, третьего, четвертого и увенчает тебя семиярусной конструкцией рогов, которая не войдет ни в одну дверь».

Назри тряхнул головой — и тут в комнату вошла Асмахан. Она завернулась в легкую шелковую накидку, а светлые волосы уложила в виде пирамиды, украсив их стразами и страусовыми перьями.

Асмахан считалась самой красивой проституткой Дамаска, и если мужчины не выстраивались в очередь под ее дверью, то только из-за высокой цены. Сотня лир за один сеанс — ровно столько зарабатывал за неделю Тауфик. Только депутатам парламента, министрам, богатым землевладельцам, генералам и крупным бизнесменам было по карману такое удовольствие.

В тот день после короткой любовной игры Назри захотел узнать, который он у нее сегодня по счету.

— Третий, — спокойно ответила Асмахан, надевая нижнее белье.

— Может, на сегодня достаточно? — вырвалось у него.

Но Асмахан только рассмеялась.

— Поторопись, — сказала она спустя некоторое время. — Скоро придет спикер парламента. С ним я изображаю невинную студентку. Ты же знаешь, он профессор.

— А потом? — поинтересовался Назри.

— Поторопись, — повторила она. — Потом будут еще трое, или четверо, или пятеро — все зависит от того, насколько ревнивы их супруги.

С этими словами Асмахан, смеясь, но решительно подтолкнула его к двери.

«Странная женщина, — в который раз подумал о ней Назри. — Как будто не арабка».

Асмахан совершенно не стыдилась своей работы и смотрела на нее как на обыкновенный бизнес.

— Проститутка — древнейшая профессия на земле, — сказала ему как-то она. — Один продает силу своих рук, другой — глаз, третий — спины. Я продаю работу своего влагалища.

Все выглядело вполне естественно, но Назри не понравились ее рассуждения.