Секрет каллиграфа - Рафик Шами

— У тебя не тело, а дрожжевое тесто, — сказала она будущей невесте. — Решай сама, девушка: свадебное платье или фисташки с пирожными.

Заказчица покраснела и бросилась вон из ателье. Через десять дней она появилась снова, бледная, но заметно постройневшая.

— Красивым людям одежда не нужна, — рассуждала Далия. — Бог скроил их тела наилучшим образом. Но такие — редкость. Остальным наше искусство помогает подчеркивать достоинства и скрывать недостатки внешности.

Далия работала на швейной машинке «Зингер» с ножным приводом, которой очень гордилась. В распоряжении остальных портних были три старые ручные машинки.

И через много лет после своего бегства Нура часто вспоминала эту загадочную женщину и все то, чему она у нее научилась.

Как-то раз Далия решила рассказать о своей жизни.

— Первого мужа мне, понятное дело, выбрали родители, — вспоминала она. — Оба были заметными фигурами в квартале Мидан. Мать и особенно отец пили много арака. Оба они исповедовали ислам, но считали, что заповеди и запреты создавались для древних людей и давно отжили свой век. Лично я никогда не видела родителей пьяными. Еще со времен турок Мидан славился как квартал мятежников, таким он оставался и при французах. Случалось, его весь огораживали колючей проволокой и полицейские проверяли каждого встречного и поперечного. Если и это не помогало, нас начинали бомбить.

Люди жили тогда теснее и лучше знали друг друга. А мой отец был вроде лидера. Поэтому любого чужака, силой или по доброй воле, приводили к нам в дом. Если ничего подозрительного не обнаруживалось, его привечали как гостя и все соседи готовили ему праздничное угощение. Если же чужак внушал опасения, его вышвыривали вон из квартала или наказывали еще строже. В годы восстания трупы двух шпионов были найдены возле той самой колючей проволоки с приколотыми записками на груди: «Передавай привет Сараю!» Генерал Сарай командовал французскими войсками в Сирии.

Как-то раз в холодный январский день 1926 года — а в стране после восстания против французов летом 1925-го царила полная неразбериха — у нас появился молодой человек из города Алеппо. Он хотел знать, как организована борьба с захватчиками в нашем квартале. Его звали Салах, и он помнил наизусть много красивых стихов.

Увидев меня, он захотел жениться, и отец сразу же дал свое согласие. Мой жених принадлежал к знатному и богатому роду. Салах преклонялся перед мужеством жителей нашего квартала, и отец счел вполне естественным, что он берет в жены его уроженку. Меня, конечно, никто ни о чем не спрашивал. А было мне тогда шестнадцать, и от одного взгляда этого черноглазого, кудрявого мужчины у меня подкашивались ноги.

Далия налила в стакан арака, добавила воды и залпом выпила.

— На свадьбе Салах был ласков со мной весь вечер, — продолжала она. — Пока гости пели и танцевали, он читал мне стихи. Я немедленно влюбилась в него. А когда мы ушли в спальню, Салах запер дверь и улыбнулся, и у меня перехватило дыхание. Я вспомнила, что мать советовала сначала оказывать легкое сопротивление, однако плохо себе представляла, что именно должна делать. Поэтому я сидела и дрожала как осиновый лист. Когда Салах расстегнул на мне платье, я чуть не упала в обморок. «Хочешь арака?» — спросил он. В комнате стояло ведерко с кубиками льда и бутылкой. Я кивнула, решив, что алкоголь добавит мне смелости. Мать говорила также, что он пробуждает желание, благодаря чему можно получить удовольствие и от первой ночи. — Далия снова сделала глоток. — И вот я вылила в себя целый стакан и почувствовала, как шипит во мне спирт, огнем выжигая внутренности. Тем временем Салах уже расстегивал штаны. Мать наказывала мне стонать, как только он прикоснется к моей груди, чтобы дать ему понять, что мне приятно. Если же мне не понравится, я должна была оставаться неподвижной, как кусок дерева. Я и окаменела вся, стоило только Салаху тронуть меня между ног. Все во мне умерло. К тому времени он уже совсем разделся, и я увидела его член, маленький и сморщенный. Я не смогла сдержать смех. Тогда он влепил мне первую пощечину, потому что у него ничего не получалось. Он широко раздвинул мои ноги, как будто посадил на слона. «Боже, какой урод!» — подумала я, глядя на него голого. Вся моя страсть словно вылетела в открытое окно. Он потел и странно пах. Свежими огурцами, что ли… Салах упорствовал в течение нескольких часов, а потом пальцами лишил меня девственности, доказательства которой были наутро представлены ликующим родственникам. Через три недели моего мужа остановили на контрольно-пропускном пункте. Он пытался провезти оружие и был расстрелян. Весь квартал шел за его гробом и клялся отомстить Сараю и французам за Салаха. Взрослые мужчины плакали, как осиротевшие дети. Но я солгу, если скажу, что тосковала по нему. Салах так и остался мне чужим. В тот день мне помог лук. Я думаю, Бог создал лук, чтобы помочь вдовам в трудный час сохранить свое лицо. Родственники утешали меня и опасались за мое здоровье. Я казалась самой себе чудовищем, но сердце мое молчало.

Нура всегда страдала дальнозоркостью, поэтому вдеть нитку в иголку скоро стало для нее проблемой. Так она надела очки. Мать настояла на самых дешевых и уродливых. «С ними ты никого не соблазнишь», — таков был ее аргумент. Нура стеснялась носить очки дома и на улице, поэтому сразу отдала их на хранение Далии. Мать советовала дочери никому не говорить про очки, потому что невестка-очкарик никому не нужна, тем более дальнозоркая.

Далия, напротив, всегда носила очки с толстыми линзами, и Нура очень удивилась, когда однажды она их сняла. Оказалось, что у портнихи большие и красивые глаза, а не маленькие черные горошины, которые она видела за стеклами.

Нура любила несложную, механическую работу, которая давала ей покой и возможность погрузиться в свои мысли. Странно, но она никогда не думала о замужестве, как другие работницы ателье. Она хотела влюбиться в кого-нибудь до безумия, но ничего подобного с ней не случалось. Каков он, мужчина ее мечты? В воображении Нура наделяла его умом своего отца, веселостью мороженщика Рамона, глазами нищего с рынка Сук-аль-Хамидия, страстностью торговца бобами Измаила, голосом певца Фарида аль-Атраша и легкой походкой актера Тайрона Пауэра,[12]которого видела в кино. А потом она шутила сама с собой, что вследствие ошибки монтажа результат мог бы быть и другим, и тогда мужчина получил бы от ее отца невысокий рост, от торговца бобами — круглый живот и лысину, от певца Фарида — пустые глаза и скверный характер — от Тайрона Пауэра.

Как-то раз одна из сотрудниц явилась в ателье вся в слезах и рассказала подругам, что провалила экзамен.

— Что за экзамен? — поинтересовалась Далия.

— Экзамен на невесту, — ответила девушка.

Далия облегченно вздохнула и вернулась к работе.

Эта девушка в тот день с утра убиралась на кухне и варила кофе, после чего ее отправили домой отдыхать. Клиенты не должны были видеть ее заплаканного лица.