Оранжевое вино - Наталья Андреева

– Вы сказали из женщин? Сколько же у него их было?!

– Ты думаешь, что знаешь всех? Да ты вообще ничего не знаешь!

– Так расскажите!

– Тебе? А кто ты такая? Зачем ты сама здесь? Ведь это ты вела Илью к столу, за которым он умер!

– Не поняла, – Инна растерялась. – Меня привез сюда ваш муж…

– А вдруг ты сама напросилась? Вдруг и ты тоже… – Тамара резко замолчала.

– Что тоже?

– Ничего.

– Господи, вы и меня подозреваете! – ахнула Инна. – Вот почему вы на меня так посмотрели в тот вечер, когда я сюда приехала! С ненавистью. Вы подумали, что я тоже одна из женщин Стара Ригера? И приехала, чтобы отомстить за него? А кто еще?

– Мой муж отравился нитратами, экспериментируя с домашним вином, – Тамара резко встала. – Разговор окончен.

…«Автор, надо раскручивать тетку с веером», – вспомнила Инна, почти уже засыпая.

«Бедный Золотарев! И тут не повезло!» – подумала Инна, открыв глаза и увидев солнечный луч на светлых в мелкий голубой цветочек обоях. Она тут же вспомнила вчерашний вечер, как они сидели с Игорем в саду и почти шептались, погруженные в сумеречную негу. Но потом Инна спохватилась: надо не олигарха жалеть, а дело делать. День предстоял такой напряженный, что мысленно она набросала для себя план. С кем обязательно надо поговорить и о чем в первую очередь написать.

Золотареву она звонить не стала, решив, что на завтраке сегодня обойдется без сопровождающего. Он тоже не звонил…

…Вчера за ужином они сидели за одним столом, но Лолита снова вырядилась хоть и не в красное, но провоцирующее платье, короткое, с глубоким декольте, и весь вечер бросала на Игоря выразительные взгляды. Он не реагировал.

– Ты с ней спал? – в упор спросила Инна.

Золотарев вздрогнул.

– Сколько тебе было лет, когда умер твой друг?

– Это что, допрос?

– Ты мне сам рассказал эту историю.

– Но я не нанимал тебя расследовать убийство. Кстати, еще надо доказать, что это было убийство.

– Тогда зачем рассказал? Чего добивался этим? Тамара сказала, что ты сделал то, что должен был сделать.

– Когда она это сказала? – живо спросил Золотарев.

– Только что. Я к ней заходила, чтобы обговорить условия моего дальнейшего проживания. Сколько лет ты женат? Это брак по расчету?

– Слишком много вопросов, – поморщился он. – Ты лучше отдай должное ягненку в гранатовом соусе.

– Я вижу, другой ягненок не сводит с тебя глаз. Она хорошенькая. Дай-ка прикину. Вы с Аристархом Ригером были ровесниками. Ты сказал: ходили в одну школу, наверняка учились в одном классе…

– Стоп! – он поднял вверх правую руку. – Я в два раза старше Лолы. И что?

– Ты вполне мог его убить.

– Докажи, – усмехнулся Золотарев. – Ошибку хирурга во время плановой операции и то не смогли доказать.

– Я вообще-то говорила о Зубаридзе, – удивленно посмотрела на него Инна. – Так, так, так… А ты завидовал Ригеру. Он тебя обскакал. А он был человеком резким, насколько я поняла из его интервью. Хоть и заставлял себя сдерживаться, когда общался с нужными людьми. Но тебя-то он не стеснялся.

– Меня не было в Москве, – отрезал Игорь.

– Это-то и странно. И на похоронах тоже не было… Убить ведь можно и словом. По скайпу, по Инету…

– Прекрати это! Много на себя берешь! Поела? Я провожу. – Он бросил на стол скомканную салфетку и встал.

– К себе в номер больше не приглашаешь? – Она тоже встала.

Лолита облизнула губы и вопросительно посмотрела на бабушку: идем?

– Она от тебя не отстанет, – насмешливо сказала Инна. – А ты не можешь уехать. Я твой единственный шанс на спасение.

– Хорошо. Идем ко мне.

– Я же пошутила! Проводи меня домой, мне надо писать.

– Ты сказала домой, – он грустно улыбнулся.

– Я имела в виду мой номер. То есть, мой флигель. Он не так уж плох.

– Прогуляемся перед сном?

– Еще очень рано, – напомнила Инна. – Я иду работать.

– Ну а моя поездка не удалась. Моему бизнесу от нее нет никакой выгоды. Только время зря потратил.

– Ты не хочешь иметь дело с Тамарой? Вы ведь раньше не были знакомы, – сообразила вдруг Инна. – Я до вечера читала о Старе Ригере, о его романе с актрисой Поздняковой. Ты сказал, что года три мотался по заграницам. А они встречались с год. В этот год тебя точно не было в России. Ты не знал Тамару, а она тебя.

– И что?

– Нет, ничего.

Инна вдруг поняла, что пламенная речь Тамары о мажорах была посвящена вовсе не Золотареву, которого она не знала или знала плохо. Все больше непонятного в этом простом на первый взгляд деле.

С погодой им повезло. Днем так вообще было жарко, а вечером даже куртку надевать не хотелось, так ласково проводил по лицу и оголенным до плеч рукам своими прохладными губами ветерок, шепча о красоте весеннего сада. Не уходите, присядьте здесь, под цветущими деревьями, весна скоротечна, еще сегодня это юная девушка, но вскоре превратится в зрелую матрону. Нальются соками ее груди, и прогревшаяся земля выпьет их до дна. И времени любоваться красотой больше не будет, придется потрудиться. Ловите эти мгновения!

– Присядем? – спросил Игорь. К себе в номер он не торопился.

Они сели на одну из скамеек. Игорь незаметно обернулся.

– Проверяешь, не идет ли она следом? – рассмеялась Инна.

– Ты, верно, считаешь меня трусом. Не могу поставить девчонку на место.

– Не я, Тамара. Она дала тебе весьма нелестную характеристику.

– Может, она и права.

– Даже так?

– Есть такой психологический феномен. С детства в память врезается какая-нибудь строчка. Из песни, книги, фильма, неважно. Умная, глупая, пошлая. Человек не властен над своей памятью. Нужные вещи забываются, а какая-нибудь дрянь упрямо лезет в голову. И в критический момент ты, как полный идиот, повторяешь про себя эту строчку.

– Ты какую повторяешь?

– А ты?

– Не скажу, – смутилась Инна.

– Значит, я прав… У меня была в детстве любимая книга. Я ее прятал, потому что она не нравилась моим родителям. Ее не одобрял мой репетитор по русскому языку и литературе, которого, кстати, посоветовали Ригеры. Хотя книжку мне дал почитать именно Стар. Я ее украл. Не вернул ему. А он и не спрашивал. Видимо, его родители ее тоже не одобряли. Она не входила в обязательную школьную программу. Да и во внеклассное чтение тоже. Я, когда вырос и повзрослел, понял почему. Она не представляет художественной ценности. Но в том-то и дело, что у каждого человека свои ценности, а не общепринятые. И наедине с собой он не цитатами классиков мыслит. А повторяет по себя какую-нибудь пошлость.