Познакомьтесь с собой. Как гены, микробы и нейроны делают нас теми, кто мы есть - Билл Салливан

Наконец, хорошо известными медиаторами нашего настроения являются половые гормоны, например тестостерон и эстроген. Количество этих гормонов растет и снижается по мере взросления, что неуловимо или сильно влияет на наше настроение. Недостаток эстрогена может вызвать депрессию, усталость и провалы в памяти, а его избыток может привести к ощущению тревоги и раздражительности. Низкий уровень тестостерона связан с депрессией и усталостью: он может снизить внимательность и ослабить желание заниматься сексом. Показано, что избыток тестостерона делает мужчин более самонадеянными и слепыми к ошибкам в своих рассуждениях, что часто приводит к массе плохих решений и нежеланию читать ежедневные информационные сводки. И это не только мужское дело: женщины, принимающие тестостерон орально, считают себя непобедимыми и также игнорируют чужой вклад.

Печально известно, что тестостерон связан с агрессией, однако проблематично выяснить, действительно ли он отвечает за всю агрессию[82]. Этот гормон повышает оптимизм, уверенность и импульсивность – то, что помогает человеку справиться с проблемами статуса. Однако тестостерон также повышается при проявлениях благотворительности и щедрости. Эти наблюдения заставляют некоторых ученых утверждать, что тестостерон способствует поведению, улучшающему социальное положение, а вот окажутся ли действия агрессивными или благожелательными, будет зависеть от конкретной ситуации.

Некоторые читатели могут счесть тревожным и механическим неожиданное откровение о том, что нашими ощущениями правят гены и биохимические вещества. Но не бойтесь: если вы знаете, как устроен автомобиль, ездить на нем не менее увлекательно. Узнав, как эмоции работают на молекулярном уровне, вы не лишитесь ощущений: прочитав то, что здесь написано, вы по-прежнему будете плакать при просмотре драматического сериала «Это мы» и смеяться над комическим сериалом «Офис», по-прежнему ежиться от страха, смотря фильм «Хэллоуин», и злиться, когда откусываете шоколадное печенье и обнаруживаете, что оно – овсяное с изюмом.

Проливание света на наши чувства никоим образом не уменьшает их воздействие на наш организм и наше поведение, но напоминает о редком даре: мы можем управлять своими эмоциями, а не отдавать управление им. В конце концов, эмоции – всего лишь один из входных сигналов, которые наш разум использует для создания копии мира, и их информация не является безошибочной. (Помните, что иногда Пеннивайз – просто Рональд Макдональд.) Осознание, что эмоции – это биохимические сигналы, которые могут быть истинными или ложными, должно побуждать нас смотреть на эти импульсы через призму разума, а не руководствоваться исключительно бездумными инстинктами. Да, эмоции – важные голоса в демократии разума, однако мы не должны позволять ни одной из них сделаться диктатором.

Эмоциональные реакции могут быть быстрыми и яростными, однако они мостят дорогу к настроению, которое развивается при длительном эмоциональном переживании. Например, у таких людей, как Чарли Браун[83], которые испытывали неоднократные неудачи, часто постепенно появляется новый, более тревожный базовый уровень, а это означает, что они находятся в тревожном состоянии, даже если дела идут хорошо. Расстройство настроения появляется, когда у человека базовый уровень достиг такой точки, что какая-то эмоция ощущается настолько постоянной, что кажется неизбежной. Поскольку все упомянутые сигналы воздействуют на мозг, легко понять, что поддержание настроения – очень тонкий акт балансирования для нашего организма. Испортить все не так сложно.

Почему вы вечно унылы и подавлены

Все люди время от времени впадают в хандру, однако клиническая депрессия выходит за рамки обычного уныния. Она появляется, когда человек из-за непрекращающихся страданий доходит до точки ангедонии – потери интереса к деятельности, которая обычно приносит радость[84]. Серьезность такого расстройства подчеркивает то, что люди с депрессией не получают удовольствия даже от еды и секса, а если и получают, то душевный подъем мимолетен и они быстро возвращаются к несчастному состоянию.

По оценкам Всемирной организации здравоохранения, в мире депрессией страдают 300 миллионов человек, причем 800 тысяч ежегодно совершают самоубийство. Если бы мы сумели идентифицировать гены, связанные с депрессией (или, наоборот, узнать, какие гены связаны со счастьем), это привело бы к созданию новых лекарств, помогающих позитивно влиять на настроение. Поиск факторов, меняющих цвет нашего кольца настроения, подобен генетической золотой лихорадке. Однако найти горшок с золотом у подножия радуги оказалось труднее, чем ожидалось…

После десятилетий изучения последовательностей генома стало ясно, что многие заболевания и формы поведения слишком сложны, чтобы их можно было объяснить одним геном. Существуют исключения: например, определенные вариации генов для болезни Гентингтона (прогрессирующее ухудшение когнитивных процессов и памяти, потеря контроля над движениями) или муковисцидоза фактически гарантируют развитие этих заболеваний. Однако у депрессии единого гена нет.

И все же имеются убедительные доказательства того, что определенный генетический компонент в депрессии присутствует. Известно, что депрессия – наследственное расстройство. Да, именно так: исследования однояйцевых и разнояйцевых близнецов показали, что примерно на 37 % депрессия – штука наследственная. Но только на 37 %: остальные 63 берутся откуда-то еще (чаще всего определяются окружающей средой). И еще можно сказать, что депрессия полигенна, то есть вызывается многими генами.

Поиск генов депрессии похож на поиск иголки в стоге сена. Стратегия тут простая: нужно сравнить последовательность ДНК у большого числа людей с депрессией с последовательностью ДНК у большого числа людей без депрессии. Звучит просто – и, оказывается, у нас есть чудесный метод, который называется полногеномным поиском ассоциаций (GWAS): компьютеры сравнивают последовательности ДНК у тысяч разных людей. Проблема в том, что в последовательности ДНК любых двух индивидуумов – у вас и вашего соседа, например, – прорва различий и в основном они не имеют ни малейшего отношения к депрессии. Нужно найти способ выделить сигнал (генетические различия, связанные с депрессией) из шума других сигналов (генетических различий, не связанных с депрессией).

Несмотря на перспективность GWAS, первые несколько исследований ничего не принесли. Этак можно впасть в депрессию от того, что вся эта фантастическая технология не способна обнаружить гены депрессии! Однако в 2015 году генетик Джонатан Флинт из Оксфордского университета предложил идею, как лучше настроить GWAS, чтобы выделить сигнал из общего шума. Флинт понимал, что депрессия – сложное расстройство и что есть различие в степенях: одни случаи бывают слабыми и происходят время от времени, в то время как другие – постоянны и разрушительны. Он решил сосредоточиться на генетическом сравнении людей, которые страдают рецидивирующей тяжелой депрессией. Чтобы минимизировать шум других, не относящихся к делу генетических вариаций, он решил изучить исключительно женщин народности хань (основная в Китае).