И залпы башенных орудий... - Валерий Большаков

— Высшая форма общества! — издевательски засмеялся Середа. — Здорово! А почему же вы не вспомнили о других машинах?! О тех, которые сортируют людей, фильтруют их и делят на агнцев и козлищ? А потом пассивное, но кроткое большинство занимается любимыми делами под бдительным присмотром ПНОИ, а активное меньшинство, эту противную «негативную формацию», загоняют в концлагеря, в резервации, красиво названные «зонами спецкарантина»! И эту форму общества вы называете высшей?! Да это обыкновенный «электронный фашизм»!

Вайнштейн посопел и сердито произнес:

— Экий вы… торопыга! ПНОИ ему не нравится, видите ли. Сортировка его унижает и оскорбляет! А что вы хотите? Как еще вы предлагаете жить тем, кого дети называют «плохими» и «хорошими»? Ввести бетризацию, как это было у Лема? Или подвесить на орбите гипноиндукторы, чтобы всю жизнь внушали нам примерное поведение? Поймите вы, нам нельзя находиться рядом с преступниками, даже потенциальными, иначе снова придется вводить суд присяжных и полицейские участки! Вы хотите выпустить контингент зон СК в Большой Мир? Отлично! А кому тогда брать на себя ответственность за тот беспредел, который они учинят? За волну убийств, изнасилований, терактов, разбойных нападений? Вы готовы ответить за всю ту массу горя и несчастий, которую «негативная формация» принесет людям?

— А те, кто сидит в зонах СК, уже не люди? — спросил Середа, криво усмехаясь.

— Нас, — отчеканил Вайнштейн, — почти пятнадцать миллиардов, а «негативная формация» — это от силы тысяч сто человек! Чуете разницу?

— Чую! — процедил сквозь зубы Середа. — Еще как чую! И все же это несправедливо!

— Согласен! — вскричал профессор. — Я полностью с вами согласен! Несправедливо! И меня тоже с души воротит от этой морально-этической сегрегации! Но что делать-то? Как нам еще жить? Вместе нам нельзя, повторяю, поскольку каждому — свое, вот и приходится сосуществовать рядом!

— Может, вы в чем-то и правы, — произнес Середа утомленно. — Не обижайтесь на меня за резкость, просто для меня это болезненная тема, я ведь и сам принадлежу к «негативной формации»… И скажу так: если человек совершил преступление, его следует наказать — физически удалить на далекую планету или приговорить к ментальной деструкции, к «полной переделке», как ее называют. Или к имплантации мозгодатчика… Пусть так! Но как можно осуждать человека всего лишь за то, что он способен сделать, но не совершал?!

Вайнштейн вздохнул.

— Я не знаю, что вам ответить, Виктор, — признался он, — иногда я думаю даже, что эта задача вообще не имеет решения. Ведь человека не переделать, а если браться за «полную переделку», то кому? По какому праву? И что это будут за люди в результате? И люди ли?

Дальнейший спор прервался: дверь жилого отсека, в котором поселили профессора, резко укатилась в пазы, и порог перепрыгнули несколько человек в масках. Тот, кто стоял впереди, смахивал на Никиту Воронина, недавнюю жертву гетероморфа.

— Именем человечества! — пафосно провозгласил неизвестный голосом Никиты, и вскинул станнер.

Середа попытался рвануться, но бело-голубой парализующий луч остановил флагмана Доброфлота, погружая его в цветущую мглу.

1

Профессора Вайнштейна и Середу крепко связали и вынесли в длинных контейнерах из-под ульмотронов. Похитители протащили их, ни у кого не вызвав подозрений, — вся база выполняла похожие манипуляции. Выйдя в док, Никита огляделся и выбрал транспортное средство — звездолет «Тенгри». Пнув перепонку внешнего люка, он тут же погладил корабль по теплому борту, словно извиняясь или успокаивая огромное домашнее животное. «Тенгри» был совсем еще молодым рабочим звездолетом, с норовом и выбрыками — мог иногда вместо обычной воды подать в гидросистему нарзан или не заращивал входные мембраны до конца, оставляя дыры «для вентиляции». А вздрючишь эту квазиорганическую скотину, еще и обидеться может и так утолстит перепонки, что лопнут лишь после хорошего пинка. Шанкар Гупта говаривал, что это у него возрастное. Перебесится…

«Тенгри» покинул док, не запрашивая контрольную станцию. Заговорщики укрыли похищенных в безынерционных камерах, задали киберпилоту программу предстоящего перелета, вошли в камеры сами и дали «Тенгри» команду на переход в подпространство.

В корабле стояла тишина, только еле-еле шелестела гравиустановка. Никита пролез в люк на верхнюю палубу и попал в круглый зал кают-компании, по периферии которого шли восемь кают. Он протиснулся в свою, переоделся, подумал-подумал и забрался на самый верх звездолета-конуса. В рубку.

Там было тесно. Бортинженер Алик Басевич сидел на корточках возле контроль-комбайна, настраивал гравираспределитель и насвистывал легкий мотивчик. Штурман Рома Пегов, возложив ноги в башмаках сорок последнего размера на золотой шар компенсатора, валялся в кресле и читал старинную книгу — «Геном» некоего С.Лукьяненко, подаренную ему на двадцатый день рождения. Штурман ерзал, хмыкал, фыркал, по-всякому наводя критику. Порой он одобрительно крякал.

Командир Оуэн Чэнси сидел спиной к пульту и пил кофе из кукольной чашечки, жеманно отводя мизинец.

— Здравия желаю, товарищ комиссар! — расплылся он в улыбке. — Как душик? Вертикальный бассейн пробовали?

— Пробовали, — буркнул Никита. — Чуть бульки не пустил!

Басевич прыснул, Оуэн коротко хохотнул, а штурман воскликнул:

— Ну, дает!

Но возглас его относился не к теме разговора, а к похождениям главного героя.

— Как пленные? — спросил Никита.

— Усе у порядке! — ответил Рома, дурачась. — Мы их с Аликом привязали к креслам, еда рядом, на столике. Захотят — дотянутся ртом.

— Пойду, гляну…

— Привет им от нас передай! — крикнул Алик, и вся троица гулко захохотала.

Никита спустился вниз и отпер каюту номер четыре. Пленные сидели по разные стороны от откидного столика. Вайнштейн делал вид, что ему все равно, и глядел в обзорник, где голубел земной шарик, а Середа спокойно смаковал персиковый сок, время от времени наклоняясь к столику и посасывая из биопакета.

Никита уселся в углу на диване. Его переполняло торжество. Получилось!

Первым заговорил Середа.

— Надеюсь, ты не гетероморф? — поинтересовался он.

— Нет! — ответил Никита, гордо задирая голову. — Я комиссар Пацифистской Унии!

— Да ну? — лениво проронил Середа. — Вон оно как… Тогда мне придется изменить мнение о паци. Я их раньше считал предателями и коллаборационистами, а оказывается, паци — это банальные идиоты! Сопляки-отморозки вроде тебя!

— Замолчи! — повысил голос Никита.

— Да пошел ты…

— Вы в зеркало смотрелись, юноша? — чопорно произнес профессор. — Весь ваш облик — просто мечта педераста!

Середа рассмеялся, хлопая ладонями по подлокотникам, — выше руки были прихвачены фиксаторами. Никита вскочил, сжимая кулаки, но не бить же пленных?