Письма на чердак - Питер Грю

– Я не так тебя встречала, – ядовито заметила она.

В глазах Подсолнух стояли слёзы. Оказывается, призраки тоже умеют плакать.

– Я боюсь за тебя. Люди просто так не гуляют в Тёмном Уголке. У тебя должен быть наставник. Ты дружишь ещё с другими призраками? – спросила Подсолнух, стараясь собраться с мыслями.

– Я бы сказала тебе! – вспыхнула Художница, тряхнув кудряшками. – Мы же наилучшайшие подруги! Помнишь? А лучшие подруги делятся всеми секретами! Ты единственный призрак, которого я знаю! И мне грустно оттого, что ты мне не рада!

Художница неожиданно заревела. Громко и жалобно, размазывая слёзы по щекам. Подсолнух испугалась: она никогда не видела, чтобы её подруга так отчаянно плакала.

– Пожалуйста, успокойся! Мы вместе. Папа что-нибудь придумает! – залепетала она.

Рыдания Художницы сменились всхлипами. Она решительно вытерла кулачками глаза и улыбнулась. Хорошо, что её подруга не склонна унывать.

– Так вот ты какой, Тёмный Уголок.

Древесный сок застыл в полупрозрачных стволах синими венами, снег запушистил ветки-сосульки и мелкую неопадающую листву. Ближе к поляне кусты были совсем синие. Всё вокруг сверкало, искрилось. Серебристо-лиловая пыль огибала деревья, словно спустившийся с неба Млечный Путь. А небо – зелёное и фиолетовое, золотое и розовое.

– Волшебная зима, – сказала Художница.

– Да. Ты в Тёмном Уголке. И знаешь, я тебе рада! Я скучала! – Подсолнух поняла, что и правда счастлива снова видеть подругу. Хотя с этой минуты жизнь её станет сплошной проблемой.

– Наконец-то ты рада, – колко заметила Художница.

– Просто так неожиданно… – начала было оправдываться Подсолнух.

– Хм… Думаешь, я тебя ожидала, когда ты ворвалась ко мне ночью?

Подсолнух опустила голову.

– Прости…

– Я не сержусь, – Художница примирительно улыбнулась, привычным жестом взлохматив кудряшки. – У вас тут красиво и тихо. Хорошее место. Зачем тебе это солнце?

– Куда ты пропала? – вопросом на вопрос ответила Подсолнух. – И если ты так хотела увидеться со мной, то почему не взяла ловец снов?

Художница посмотрела под ноги – вокруг неё уже образовался круг истоптанной травы.

– Хм, жаль, что я не парю в воздухе, как ты. Вашей лужайке это не на пользу.

Подсолнух опустила взгляд и нахмурилась. Следы… СамСветы не оставляют следов, но Художница оставляет. В первую очередь нужно что-то делать с этим.

– Ты к нам надолго? – осторожно спросила Подсолнух.

Художница пожала плечами:

– Вроде бы да. Это, кажется, не от меня зависит.

– Как так?

– Мой обратный рейс ещё не объявляли, – улыбнулась она, зарывая пальцы в тугие короткие кудряшки.

– Как ты тут вообще оказалась?

Художница развела руками.

– Кажется, я умерла.

Суббота – мой любимый день недели: школьные будни позади, уроки вечером делать не надо и живёшь с предвкушением завтрашнего маленького праздника – выключенного будильника. Суббота – это словно канун Нового Года, уменьшенный до размера вишенки на торте.

Субботним утром жизнь не кажется безнадёжной.

– Папа обещал мне купить морскую свинку, – похвасталась Джин по пути в школу. – На Новый год. Правда здорово?

М-да, у субботы свои сюрпризы.

Джин училась отвратно. Не потому что была глупенькой, а из-за дурацкой привычки делать только то, что ей нравится. Скучный урок – Джин закрывает учебник и занимается своими делами. После длинных летних каникул Хорёк совсем расслабился и никак не хотел браться за ум. Я слышала краем уха, как мама и Алексей совещались, разрабатывая план оживления боевого учебного духа Джин.

Правда, о морской свинке мне не сообщали, а между прочим, комната у нас с Джин одна на двоих.

Хорёк семенил позади меня, потому что я намеренно шла быстрее, и беседовал с моей спиной.

– Они забавно пищат, а летом мы заготовим в деревне сено, чтобы не покупать в зоомагазине.

– Интересно, где она будет жить? Надеюсь, не в нашей комнате? – пробурчала я.

– А где же ещё? – удивился Хорёк.

– А меня спросить? Я пока не давала согласия жить с животным. Оно воняет, скребётся и пищит.

Мне хватает химер. С животными только проблемы. Они болеют и умирают, а нам остаётся лишь сожалеть о них.

Джин рассердилась и закричала моей спине.

– Это моя комната! Она останется моей! А ты захватчик!

Никак не образумится.

Да, до образования Счастливой Семьи и моего с мамой торжественного переезда к Алексею Джин по-королевски жила в комнате одна.

За два года я, конечно, освоилась, но меня до сих пор не покидает ощущение, что я делю пространство с младенцем. Правда, с десятилетней Джин иногда можно договориться. В восемь она не слушала никого.

Глубокий вдох-выдох. Так, не устраивать сцен на улице.

– Я бы спала в общей комнате, если бы не Андрей. Может, свинья будет жить с Андреем? – спросила я без особой надежды.

Не хочу морскую свинку.

– Она будет жить со мной! Ты не можешь мне запретить! Это моя комната, а не твоя! Это моя квартира! – разошлась Джин.

Люди стали оборачиваться и кидать на нас косые взгляды.

Противный Хорёк. Любит устраивать сцены.

Ненавижу её.

Я остановилась и повернулась к Джин. Хорёк глядел на меня возмущённо. Я схватила её у плеча за рукав куртки, нагнулась к ней и зашипела:

– Да. Я теперь живу с вами, в твоей квартире. Но мою квартиру сдают неизвестным людям. Они платят деньги, которые забирает семья. На них покупают еду и одежду. Поэтому никогда больше не смей заикаться о своей комнате и квартире.

Это правда. В моей комнате сейчас живут чужие люди. Эх. Моя комната. Где же то место, которое я могла бы назвать своим? Подоконник у двери Хозяина?

Я отпустила Хорька и пошла дальше. Джин стояла как вкопанная, а потом бросилась меня догонять.

– Князь! Князь!

– Что ещё?

Джин обогнала меня и пошла спиной вперёд, заглядывая мне в глаза и путаясь под ногами.

– А свинка? Можно свинка будет жить с нами?

Никак не уймётся.

– А ты сможешь за ней ухаживать? Каждый день кормить, убирать какашки? Её жизнь будет в твоих руках. Понимаешь?