Письма на чердак - Питер Грю

Хм.

– Давайте поиграем?! В прятки. Я прячу – а вы ищете. Поняли?

Химеры смотрели на меня умными глазами. Бусинка и Пуговка, чудовища, названные в честь хомяков.

Итак, что бы такое спрятать? Возле стены росла жидкая красноватая трава. Я нарвала пучок, отряхнула его от снега, связала траву узлом и помахала перед звериными носами. Малыши недовольно затрясли головами: Пуговка чихнула, Бусинка потёрла нос о копытце.

– Ну что? Поиграем? – с притворной радостью воскликнула я.

Химеры дружно отрицательно покачали головами. Я села перед ними на корточки.

– Глупые. Я же не есть вам траву предлагаю. Да, кстати, чем вы питаетесь?

Я никогда не видела, чтобы мои химеры ели. Они всегда встречали меня весёлые, довольные и, кажется, сытые.

– Значит, мы не будем играть?

Я выкинула пучок травы, и животные радостно полезли ко мне на руки, на плечи, на спину.

– Тише вы! Уроните!

Я встала и прислонилась к карете.

– На самом деле я хотела вас научить искать предметы по запаху, – призналась я химерам.

Вот до чего дошла: стала разговаривать с животными. Как Джин.

– Мне нужен Герман. Помните его? Но как его найти? Как узнать, когда он бывает в замке? Понимаете, мне нужен друг! – Я пнула колесо кареты. – Вы, конечно, самые лучшие друзья, но мне не хватает общения… с людьми… Я так одинока! Мне нужен кто-то, кто мог бы меня поддержать. Мне нужен Герман!

Химеры внимательно слушали, смотря на меня снизу вверх. Они так похожи и ведут себя одинаково: одновременно наклоняют головы набок, укладывают на спины кольца змей, перебирают копытцами. Но я потихоньку научилась их различать. Пуговка немного крупнее и темнее, грива у неё пышнее, копытца шире, и она спокойнее. А Бусинка изящная, мордочка у неё острая, глаза хитрые, а нрав весёлый.

Химеры выслушали мою речь, а потом развернулись и пошли к лестнице в замок.

– Куда вы?

Ну вот, обиделись. Теперь и они оставили меня. Да уж. Человек – абсолютный ноль – это про меня.

Химеры легли рядом с лестницей, словно козлики, подогнув ноги. Но не у той лестницы, которая вела к кабинету Хозяина, а у противоположной. Между Пуговкой и Бусинкой осталось место для меня. Я присоединилась к компании, обхватив руками колени.

Надеюсь, малыши знают, что делают. Почему-то я им доверяла. А кому я ещё могла верить? Ожидание – моя стихия. Вечно я чего-то жду. Жизнь как вокзал.

Но всё-таки сидели мы не напрасно. Вот я услышала шаги, обернулась и увидела Германа. Я вскочила.

– Привет!

– Привет, – отозвался Герман, он стоял на несколько ступенек выше меня.

– Есть для меня минутка?

– Что-то случилось? – спросил мальчик-священник: капюшон толстовки, как всегда, натянут до самого лба, ладони спрятаны в длинные рукава.

– Ничего. Просто хотела поболтать, – вздохнула я.

Герман приблизился и положил руку на моё плечо.

– Я знаю, что у тебя не всё гладко с наставником, но ты не волнуйся. Просто он в тебе пока не нуждается.

Хозяин… Это он мой наставник, и я ему не нужна.

– Тогда зачем я здесь?

– Хм, – Герман задумался. – СамСветы – это как ядерное оружие. Мы сильны, и поэтому нас лучше держать при себе. Так, на всякий случай.

– А у тебя есть наставник?

– Конечно. Он привёл меня сюда. Его зовут Бука.

Я помнила Буку. Это он тогда стоял рядом с Германом, когда я прибежала с малышами. Он походил на венецианского доктора чумы, был закутан в чёрный плащ, а его лицо скрывала маска с длинным клювом. Выглядел он мрачно.

– Ты ему тоже не нужен?

Герман задумался.

– У нас с ним сложные отношения. Скорее, я его избегаю.

Да уж, а меня избегает мой наставник. Кажется, где-то при распределении допустили ошибку. Хотя я всё равно не хотела бы оказаться СамСветом чумного доктора.

– Твой наставник странно выглядит.

Герман пристально посмотрел на меня, словно проверяя, а потом сказал:

– Бука был моим страхом. Однажды ребёнком я увидел чумного доктора в каком-то фильме. Таким Бука ко мне и являлся, пока я не стал СамСветом. Поэтому я не сказал бы, что мы особо близки. Но я нужен ему, а он нужен мне. Я не бездействую здесь, как ты. У меня ведь невеста. Мне приходится её защищать. Бука, Царь Вор и остальные помогают мне в этом. Не безвозмездно, конечно.

Мне не нравилось, когда он говорил о невесте. Ему же всего тринадцать лет! Мальчишки в его возрасте на девчонок-то не смотрят, а уж думать о женитьбе – это какая-то патология. Не дружит с головой этот Герман.

– А как зовут твою девушку? – спросила я.

Герман вспыхнул и отдёрнул руку.

– Зачем тебе знать? Мы обсуждали твою жизнь. И вообще, мне пора.

Мальчик быстро двинулся к выходу.

– Подожди! – отчаянно крикнула я.

Эхо подхватило мой крик, словно насмехаясь надо мной, и я испугалась собственного голоса. Герман обернулся.

– Что едят малыши? Я не знаю.

Герман улыбнулся. Улыбка у него добрая. Его хмурое тонкое лицо сразу расцветает от этой улыбки.

– Не беспокойся об этом.

– Извини меня, Герман!

Мальчик уже справился со своими чувствами и глядел дружелюбно.

– Я не сержусь. Только давай не будем говорить о моей невесте.

Я кивнула.

– И да, у твоих Пуговок-Бусинок растёт грива. Ты не думала, что они мальчики?

– Не важно, – пожала плечами я.

Герман снова улыбнулся, а потом продолжил свой путь. Возле ворот, перед тем как выйти, он обернулся и махнул мне рукой.

Он меня простил! Как хорошо! Хоть с Германом у нас мир. Почему меня никто не любит и все на меня обижаются? Что я делаю не так? Наверное, всё. Иногда мне кажется, что с каждым моим вздохом в мире умирают чьи-то надежды.

Я нежно погладила химер и поцеловала их мягкие шерстяные лбы.

– Спасибо за Германа, милые!

Здравствуй, Бархата.

Не только ты делилась с нами историями, но и мы тебе рассказывали свои.

Например, как ездили в Задорожье на рыбалку. Помнишь? Тогда родители ещё сохраняли видимость тёплых чувств или правда ещё любили друг друга. Хотя любовь их напоминала угли тлеющего костра, которые лишь иногда выстреливали искрами чувств. Мы жили от одной такой искры до другой, а в нас самих горело яркое пламя надежды, что всё и всегда будет хорошо.