Ловушка для декана - Лючия фон Беренготт

А он типа будет смотреть?

Судя по его выжидательной позе и сосредоточенному, прикованному к моей груди взгляду – да. Именно этого он и хочет.

Даже не хочет, а вожделеет, если говорить языком поэтов.

Хотя что может быть менее поэтичным, чем моя поза и откровенный, до предела выросший бугор в боксерах мужчины напротив?

Мне даже немного жалко стало этот бугор – довольно симпатичный, если мне не изменяет память. Гладкий такой, ровный и вместе с тем настолько внушительных размеров, насколько и должен быть настоящий мужской член. Идеальный, можно сказать.

Интересно, как бы Донской отреагировал, скажи я ему, что его хозяйство – единственное, которое я видела в реальной жизни, а не с монитора компьютера?

Да. Как это часто бывает в первый раз, разглядеть я особо в ту ночь ничего не успела. Даже и тела-то моего тогдашнего кавалера не успела рассмотреть – что уж про такие мелочи, как член, говорить. Под одеялко залезли, ножки врозь, момент жуткой растянутости… и все, привет девственность.

Как сейчас помню эти несколько дерганных тычков в презервативе, вызвавших у меня разве что брезгливость и желание спихнуть пыхтящее, потное тело с себя...

– Максимова, я жду, – напомнил о себе мой нынешний кавалер. – Совсем-совсем жду.

Я сфокусировала на нем злой, хоть и снова поплывший взгляд.

Над девочкой невинной бы так не глумился, не заставлял бы перед собой мастурбировать. «Начхать» ему, как же, на мою девственность! Мстит ведь за то, что не первый у меня – как пить дать, мстит! Заставляет в шлюху играть, злится...

Ну и я отомщу – по-нашему, по-женски. Заведу этого козла до красного каления, а сама – бревно-бревном! Даже если возбужусь, ничего не покажу – уж я точно умею кончать тихо, как мышка. Хоть в библиотеке мастурбируй. Общага за три года научила, чего уж тут! Как партизан на допросе буду под ним лежать – со скучающей мордой и позевывая. На часы даже буду поглядывать – сколько там еще пилить меня собрались, господин профессор?

Кстати, а почему бы и нет? – окончательно решила я. Этот план еще лучше, чем тот, что у меня был прежде – и отцепится от меня декан быстро, и сама не буду дурой влюбленной выглядеть. А уж по самолюбию своему господин Донской получит сегодня такой щелчок, что как бы импотентом не стал.

Но сначала – соблазнение. По полной программе.

Я подняла руку ко рту и медленно, с чувством облизала большой палец – всю его подушечку, снизу вверх, широким, полностью охватывающим его лизком.

– Так? – спросила с невинным видом. Будто не заметила, как у него дыхание перехватило, а в боксерах – дернулось.

Декан кивнул.

– Продолжай. Указательный оближи… их вместе. И на другой руку тоже. Как следует обработай – чтоб стекало…

Может проще набрать слюны и плюнуть?

Я чуть не засмеялась от этой мысли, хоть у самой уже в трусиках все горело от этого хриплого «оближи». Так и представила, как кое-что другое облизываю, а он мне вот так же говорит – не жалей, мол, слюны, Максимова… Давай… Как следует… Чтоб стекало…

– Отлично… – хриплым голосом подбодрил он, когда мои пальцы влажно заблестели. – Теперь поводи ладонями по груди… вкруговую и только ладонями, пальцами пока не трогай.

Стараясь не дышать громко, я опустила руки и провела ими экспериментально по острым соскам – сначала в стороны, тут же дергаясь от горячего и пока еще сухого прикосновения. Не в состоянии утерпеть, сжала слегка саму грудь… и закрыла глаза, понимая, что так играть равнодушную легче. По крайней мере, не видно, как расширились внезапно мои зрачки, отражая возбуждение.

– Нет, не сжимай пока. Просто води, чуть касаясь. О да… Вот так…

Может мне сесть как-нибудь так, чтобы можно было быстро и незаметно снять напряжение?

Потому что еще пару секунд и сдерживать стоны станет непросто.

Ох как непросто…

Каждое мое движение, каждое касание груди под его жадным взглядом, под этими «о да…» и «вот так…» – словно бархатной подушечкой по оголенным нервам… Дергает меня всю этими своими подбадриваниями, как куклу на веревочках. И мозги уже все в трусики стекли. Наверняка оттого в и мокро там – это ведь они там плещутся, мои расплавленные в горячий воск мозги…

– А теперь пальцами, Лера… Сожми соски и немного повытягивай. Покажи мне, как тебе нравится…

Бл*ть! Сохраняя невозмутимое выражение, я перекинула одну ногу к другой – обе на один подлокотник.

– Спина болит так сидеть… – оправдалась перед деканом.

Он ухмыльнулся, будто все прекрасно видел и понимал – чем взбесил меня еще больше. Не пискну под ним, честное слово!

Но я все же пискнула – от внезапной влажности на возбужденной груди меня странно передернуло.

Вообще это было невероятно странным ощущением – прохладная мокрота пальцев на разгоряченных сосках. Что-то почти извращенное – будто меня лапали против воли. Будто это не мои собственные пальцы, а чужие – настойчивые, грубые, не считающиеся с тем, хочу я этой ласки или нет…

Или даже язык – чужой, вольно хозяйничающий по моему телу язык… наслаждающийся моими ерзаньем под ним и стыдом… моими попытками вырваться и растущим, насильно навязанным возбуждением…

Или даже два! Два языка! Черт бы их побрал – поймали, привязали к креслу и творят со мной, что хотят!

О боже, да! Сжимая соски, я скользила по ним пальцами, размазывая влагу, вытягивая и даже выкручивая, как бы это делали в порнофильме… кусая губы и стискивая ноги… прогоняя перед глазами самые пошлые, самые смелые картинки из своего воображения, подгоняя себя к сладкому пику…

Ну же, давай… так близко, боже, так близкотакблизкоещечутьчуть…

Внезапно мои ноги поймали и раскинули в стороны.

– Кончишь на моем члене, или не кончишь вообще.

Чуть не взвыв от досады, я открыла глаза.

Возвышаясь надо мной, Матвей стоял перед креслом на коленях, что совершенно идеально позиционировало меня напротив того единственного, на чем мне позволялось кончить.

Грудь его тяжело вздымалась, разделенная посередине одинокой капелькой пота, глаза были почти черными, обжигающими какой-то совершенно ненормальной, одержимой страстью. Как магнитом тянуло в эти глаза, хотелось захлебнуться в них, напитаться этой страстью и найти там то, что он так и не позволил мне достичь…

– Я… я не… собиралась… – даже просто выдавливать из себя слова было трудно, не то, что врать – мало того, что мешало сбитое дыхание, я еще и съехала по сиденью вниз, пока ерзала в этом долбанном кресле. И теперь подбородок мой плотно упирался в грудь, что затрудняло любые разговоры.

Желая оправдаться, доказать ему, что я вовсе не побывала только что на пороге нирваны, я приподнялась, подтянулась на локтях вверх… и уперлась трусиками прямо а его пах – в тянущуюся сквозь боксеры ко мне готовую, железно-каменную эрекцию.