Чужой огонь - Сергей Палий

– Верно, – сказал он. Хитро ухмыльнулся и повторил: – Верно.

К ним приблизился Аполлон, покачиваясь и застегивая на ходу ширинку.

– Ты наш консультант, верно? – спросил он.

– М-да… – Максим пожал плечами.

– И за каким хером только Зевс взял человека, у которого творческий потенциал не выше среднего? – Покровитель искусства задумчиво почесал в паху.

– Чтобы не шибко умничал, – огрызнулся Долгов. Аполлон нахмурился, но морщинки на его высоком мраморном лбу тут же исчезли. Бог заржал.

– Во дает! Слышь, Дионис, а он приколист!

– Да, – откликнулся Дионис, – нормальный чел.

Максима била внутренняя дрожь. Не от испуга или обиды, даже не от злости – от непонимания трепыхалось что-то мерзкое возле сердца. Что за спектакль? Зачем они издеваются над ним? Или?…

Он даже слегка вздрогнул от неожиданной догадки. Конечно! На кой ляд богам вообще над кем-то издеваться? Между ними и смертными такая пропасть, что понять их истинные намерения не представляется возможным. Они просто-напросто ведут себя естественно. А то, что их поведение не укладывается в общепринятые модели, к которым мы привыкли, так это неудивительно! Ведь мораль, этические нормы, система ценностей этих… существ отличаются от человеческих настолько, что мы будто существуем в разных измерениях.

Те вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря.

Вот оно – самое пугающее звено во всей этой цепочке несоответствий… Нужно лишь отстраниться от леденящего трепета в груди, и кусочки паззла становятся на свои места.

Грациозный Аполлон легонько толкнул Максима в плечо, возвращая в реальность.

– Эй, ты чего напыжился, будто таракана съел? Пойдем, покажу кое-что.

Он дал пинка ослу, вставшему поперек прохода, и двинулся в дальний угол зала, где располагалась дверь, ведущая на кухню. Максим последовал за ним.

Возле двери Аполлон остановился, взялся за резную ручку и спросил Долгова, прищурившись:

– Как ты считаешь, в чем ценность настоящего произведения искусства? Не обыкновенной ремесленной поделки, коих миллионы вокруг, а великого творения. Шедевра.

Максим задумался. Он никогда не размышлял на эту тему – как-то не было повода.

– Испытание временем?

– Ерунда. Время бесконечно – таких произведений искусства, которые могли бы представлять ценность в течение вечности, не существует.

– Что же тогда… – Максим посмотрел в глаза Аполлона. Глубокие, темные. Предположил: – Творение, рожденное в муках?

– Да, – прошептал бог. – Именно. Только такая работа запомнится, только в ней будут сквозить боль, страдания. Только такой шедевр принесет впоследствии мастеру, создавшему его, истинное наслаждение. Когда художник осознает, что работа закончена, он почувствует блаженство.

Аполлон распахнул дверь.

В нос ударил сладковатый запах паленой плоти…

Через несколько секунд Максима вывернуло прямо на паркет.

Перед глазами поплыли темные круги, в ушах зазвенело. Сквозь накатившую муть он услышал далекий, резонирующий голос покровителя искусства:

– Ремесленник многолик и многодуш. Но настоящий, великий мастер всю жизнь верен своему идеалу, одному-единственному образу, который впоследствии может стать его шедевром. Ремесленник – предатель своего личного бога. Мастер – нет.

…сидела на табуретке посреди кухни. Обнаженная. Под спутанными, слипшимися космами лица ее не было видно. Лишь подрагивающий подбородок, покрытый красными пятнами, и шея в каких-то темных потеках. В правой руке женщина держала стержень, увенчанный раскаленным жалом, от которого тянулись два провода к прибору для выжигания по дереву. Ее некогда красивое тело было покрыто багряно-коричневым узором. Ноги – от бедер до самых щиколоток… Лобок, живот, ребра, грудь, предплечья и плечи… Все было растерзано огненным жалом… В страшной вязи угадывались очертания какого-то города с фасадами зданий, шпилями крыш… фигурками людей… Женщина вдруг методично закивала головой и с шипением провела раскаленным кончиком по левому запястью, делая очередной дымящийся штрих на полотне своего тела…

Голос Аполлона продолжал раздаваться где-то на границе слышимости.

– Посмотри на эту женщину. Она создает настоящий шедевр, единственный шедевр в своей жизни. Он запомнится навсегда. К тому же в любой момент она сможет полюбоваться своим творением… Это настоящее искусство! Что думаешь, консультант?

– Под мороком? – выплевывая сгусток блевотины, прошептал Максим.

– Конечно. Иначе бы она уже давно сдохла от болевого шока.

– Вы психи…

Максим разогнулся, посмотрел сквозь застилающую глаза пелену на прекрасное лицо Аполлона.

Сладковатый запах продолжал щекотать ноздри, становясь приторным.

Стало быть – вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря. Так?

Но он-то – человек.

Максим вложил в удар всю ярость, которая плескалась в нем. Голова Аполлона круто откинулась назад, из сломанного носа по гладко выбритой щеке заструилась кровь. Бог пошатнулся и, сделав два неуверенных шага, завалился навзничь.

Женщина закричала.

Пронзительно.

Дико.

Страшно.

Умирая…

– Вырубил, – констатировала Афродита, безразлично толкнув Аполлона в бок носочком туфли. – Когда очнется, тебе лучше не попадаться ему под руку. Изуродует.

Максим смотрел на нее с ненавистью. Гнев бурлил в нем. Бешено колотилось сердце, перед глазами плыли радужные пятна, кулаки были стиснуты до белизны в костяшках. Мыслей не было. Хотелось схватить эту сучку за сивые патлы и таскать по всему ресторану, слушая, как она кричит…

Аполлон зашевелился, прохрипел что-то нечленораздельное, размазал рукой кровь по лицу и приподнялся. Максим ударил его ногой, дробя остатки костей носа. Бог упал, не издав ни звука. Кровь стала растекаться под его головой темным пятном.

– У-у… – протянул подошедший Зевс. – Зря ты так, консультант.

– Что же вы творите? – прошипел Долгов, поворачиваясь к громовержцу. – Выродки! Как вы смеете… Неужто в вас не осталось ничего человеческого?

Зевс почесал мочку уха и уклончиво ответил:

– Это ваша забота – думать о человеческом. А за что ты беднягу Аполлона уложил?

Максим побледнел. Он посмотрел на громовержца в упор – никакого страха или благоговения перед богом не осталось. Долгов отошел от дверного проема и молча показал на истерзанное тело.

Зевс оглядел мертвую женщину с головы до ног и озадаченно произнес:

– Ну и что? По-моему, красиво…

– Ч… ч-что?… – У Максима перехватило дыхание.