Соблазн - Кен Шэйкин

Яйца?

Слова тронули ее именно в тот момент, когда она пыталась удержаться от хихиканья. Этот мужчина волновал ее. Даже не зная точно, что именно он пытается сказать, она была убеждена, что понимает его. Лишенный смысла романтизм вторгся в крепость ее цинизма. Она хотела проникнуть в его глубины. Она хотела, чтобы он проник в нее. Она хотела что-то чувствовать, что бы это ни было.

Но он не сделал никаких движений. Ни в эту ночь, ни в последующие. Их соединял не секс, а поэзия. Они разговаривали до восхода солнца. О жизни. О смерти. О яйцах.

Она пришла к выводу, что он не гей, просто слишком поглощен своей поэзией. Романтик, обреченный на вымирание. Она чувствовала себя нелепо романтичной и безуспешной в стремлении добиться его. Она походила на безумно влюбленную школьницу. Наконец, они сделали первый шаг. Это был очень поэтичный поцелуй. Да, она слишком цинична для подобных вещей, но не каждый циник — разочарованный романтик, обреченный желать то, чего не может иметь, поскольку это недостойно интеллекта.

Барбара сделала вывод, что у него никогда не бывает эрекции во время их поцелуев, а сохранившийся в ней романтизм заставляет ее говорить себе, что моменты поэзии значат гораздо больше, чем это. Любовь — нечто большее, нежели занятия любовью. Он рассказывает ей о своих приступах малярии, и это, похоже, объясняет тропическую жару в его комнате, подавляющую эрекцию и заставляющую женщин падать в обморок.

Однако она должна спросить о его гениталиях, обходным путем выяснить, не отсутствует ли в его жизни что-то еще, кроме смысла и поэтического таланта. Что-то очень существенное. Может быть, это следствие ранения? Он объясняет это действием метадона, но воображение ведет ее вперед. Почему он принимает метадон? Он использует умеренный заменитель, чтобы не принимать героин. Но почему он начал с героина? — спрашивает она, наливая себе чистый джин. Потому что не может получить удовлетворения, отвечает он. Но почему не может? — не унимается она, пытаясь добраться до существа проблемы.

Он не нуждается ни в чем, только в ней. Где именно он получает деньги? Оказывается, швейцарское правительство платит деньги на его восстановление. Это благословение — быть швейцарцем. Он получает гораздо больше, чем работающий в Америке, вполне достаточно для того, чтобы потреблять наркотики и заниматься поэзией, и так будет продолжаться до тех пор, пока он считается непригодным для работы. Непригодным физически? Нет, умственно. А пенис? — интересуется она и рада услышать, что мужчина просто страдает от безумной депрессии. Это следствие войны или злоупотребления наркотическими травами? Думая о нем в очередной раз, она приходит к выводу, что у мужчины хоть и есть член, но, принимая во внимание его низкий голос и огромные ноги, по-видимому, стал вполовину меньше, чем когда-то был, а другая его половина явно исчезла во время сражения, оставив его функционирующим, но обезглавленным. Поэзия вдохновляет ее воображение. Она чувствует себя как школьница, которая слишком много читает. Но должна же быть объективная причина его импотенции, его навязчивых воспоминаний о поле боя, для того обстоятельства, что они проводят вместе каждую ночь с тех пор, как познакомились, оба испытывают здоровое желание находиться в компании друг друга и по-прежнему не сделали второй шаг. Он с тревожащей определенностью уверил ее, что у него умственные проблемы. Ему недостает сражения, загадочно прибавил он, а она задалась вопросом, не намек ли это на то, что он потерял пенис или половину его. Она не может ждать от мужчины слишком многого. В Дивальдо тоже не было всего, принимая во внимание недостающую часть его мозга. Он определенно не обладал всем, чего можно было ожидать от мужчины или от водопроводчика. Но у него, по крайней мере, был член.

Итак, благородный рыцарь, возможно, всего лишь импотент, попавший в ловушку героина, или метадона, или страха перед войной. И нет ничего, чего бояться. У него есть все, в чем она нуждается, кроме меча. Он любит проводить с ней время, разговаривать, слушать ее. Держать ее в объятиях, читать ей свою тарабарщину, бьющую твердыми словами в ритме любви и смерти, жизни и смерти или просто яиц. Он делает яичницу из своей поэзии, и они завтракают в постели. Кто еще может приготовить завтрак для бабушки? Кто еще заставляет ее чувствовать себя школьницей? Они продолжают встречаться и по-прежнему не занимаются сексом. Правильный путь к тому, чтобы уступить похоти. В любом возрасте.

Говорят, что, если достаточно долго ждать, можно достичь предела. И обнаружить пустую шахту лифта между небытием и вечностью.

Неужели из-за этого поднята вся суета? Причудливая альтернатива мрачной реальности? Еще одна одинокая женщина среднего возраста, ищущая второй шанс стать молодой, последнюю возможность влюбиться, что обычно приводит к нравственному падению. А падение, даже по причине страсти, не должно повторяться.

Она чувствует себя проданной в качестве чего-то такого, чего никогда бы не хотела покупать. Наконец бабушка поняла, чего не хватает в ее жизни и что у нее в достатке. Она достаточно стара, чтобы хорошо это понимать. Любовь — это не ответ. Еще один любовник, или два, или три, или четыре не смогут унять этот зуд, из-за которого все ее тело покрывается сыпью хронической крапивницы. Для этого нужны или антигистаминные препараты, или новая религия. Успокоение в монотеистическом единобрачии может привести только к тому, что ее мужчиной будет Бог и она почувствует себя удовлетворенной, как беременная монахиня. Она нуждается в чем-то для души. Если бы она верила в призраков, то обязательно трахнула бы одного из них.

Говорят, что можно преуспеть в карьере или в любви, подразумевая, что нельзя потерпеть неудачу в обеих областях. Опустошенная в погоне за счастьем, Барбара испытывает желание кричать, но не делать это своей профессией. Ее возвращение изначально было неудачным, новизна воющей бабушки стерлась. Она устала от потери голоса и от поклонников, аплодирующих ей. Червяк предупреждал ее о непостоянстве зрителей, особенно когда среди них преобладают пьяницы, сексуальные наркоманы и потенциальные кастраты. Испытывая ревность к ее половым органам, королевы дрэга подготовили ее ниспровержение, в то время как она ухаживала за рыцарем в блестящих доспехах. Она заметила: что-то не в порядке, кроме ее голоса. Отсутствие аплодисментов — плохой признак для любого исполнителя, тем более когда зрители начинают шикать. Неудивительно, что она предпочитает выступать в спальне. Там не надо беспокоиться об аплодисментах, даже когда удается хорошо трахнуться. Ее обращения к реальному миру сделали неизбежным вывод о тщетности стремлений, особенно если речь идет о реализации своих возможностей. Делай она все эти годы правильную и скучную карьеру, почувствовала бы себя правильной и скучной, когда та завершилась бы. Как много из ее корпоративных приятелей потеряли работу в середине жизни, сброшенные со сцены более молодыми нетерпеливыми восходящими звездами. То же самое произошло с ее карьерой в браке. Развод стоил больше, чем отставка. Но в любом случае — тихий финал перед тем, как занавес опустится. В смерти тоже есть светлая сторона. Никто не будет шикать.

Фактически истинная любовь — это фантазия, которой она не должна потворствовать. Она скорее, чем что-либо еще, может закончиться слезами.