Соблазн - Кен Шэйкин

Но он не засыпает до окончания прихода. И даже после этого бодрствует, хотя его глаза закрыты. Он все еще способен продолжать беседу, на длинном расстоянии от преисподней. И она получила то, что хотела. Почти. Попытка удовлетворить величайшую потребность всех оставляет ее безнадежно зависимой от яда, хуже, чем смерть, хуже, чем героин. Не только лекарства имеют побочные эффекты. Завершение этой любви убьет их обоих. Она наблюдает за ним, погрузившимся в живую кому, когда уступает своему собственному наркотику и отключается, более влюбленная, чем раньше.

Это не способ любить. Не способ жить. Не способ трахаться. Люди говорят, что виагра — это поддержка. По крайней мере, под метадоном он находился в этой комнате. А сейчас здесь только его тело, а душа улетела, как только его мужественность спряталась обратно в свою скорлупу. Она берет пакетик с коричневым порошком и прячет его в свою сумку для сохранности. Любить — значит идти на жертвы. Обоим. Она готова ради него идти на жертвы.

Это был не первый случай, когда секс оказался не слишком хорош и мужчина отключался, не дав ей удовлетворения. Но тогда иллюзия тоже умирала. Неспособная к продолжительному содроганию, она находила его смехотворным, когда оно утихало. Кто знает, почему подобные содрогания в этом возрасте кажутся совершенно нелепыми. Она не чувствовала подобного дискомфорта с тех пор, как лишилась девственности, вскоре после того, как у нее начались месячные и мать сказала ей, что она выросла, чтобы стать течной сукой. Стыд имеет возможность сопутствовать содроганию любого желания. Акт оскверняющего взлома невинности необходим. Бабушка была на удивление смущена, теряя девственность на этот раз, смущена своей уязвимостью перед лицом истинной любви. Не имея на себе ничего, кроме прически, она спрашивала себя: «Что он видит во мне?» Кроме завитков, которые по-прежнему невероятно упруги, существует ее плоть. В таком случае что она видит в нем? Кроме неоспоримого чувства, истина — в иллюзии. Что может быть истинного в такой любви, обожании, страсти, желании или безумии, кроме чувства? Чувства никогда не лгут. Даже когда замешаны на лжи.

В отчаянии она идет на свою вокальную репетицию, которые со времени кончины ее вокальной карьеры превратились в занятия другого рода, психологические тренинги, ее внутренней сущности ребенка и внешней — суки. Она достаточно созрела, чтобы ценить своего верного друга больше, чем учителя по вокалу, больше, чем скользкого пианиста, больше, чем червяка. Она воспринимает его как врача, которого ненавидит, но не может дождаться следующего визита, поэтому он мог видеть ее в любое время, когда хотел. Вероятно, поэтому она рассказывала ему о вещах, о которых не могла рассказать больше никому, а он говорил ей то, чего она никогда не хотела бы слышать. Их отношения основаны на самоненависти и взаимном мазохизме. Он может использовать тему денег. Она использует оскорбления.

На этот раз она принесла Червяку маленький подарок. Нечто такое, что он может использовать, — пакетик героина. Как символ ее отвращения. Червяк переполнен наркотиками. Еще одна доза не убьет его.

— За кого ты меня принимаешь? — поморщился он, прибавляя коричневый пакетик к разноцветной коллекции маленьких пакетиков на серебряном подносе его бабушки. — Я не пробовал героина много лет.

— Тогда откажись.

— Нет, — сказал он, двигаясь как на шарнирах. — Это самый расточительный способ использования героина, но я не могу беспокоиться из-за охоты на дракона.

— Что это такое?

— Не важно. Где ты взяла это дерьмо? В грязном баре, где околачиваешься? Будешь болтаться там, милашка, превратишься в верную подружку пакетика.

— Что это?

— Как ты наивна для человека, который настолько пресыщен. Подружка пакетика — это проститутка, которая трахается ради героина.

— В противоположность любви.

— Только не говори мне, что ты тоже подсела на это. Уверяю тебя, загнанные старые клячи имеют репутацию одноразовых, и еще, знаешь, у них изо рта идет пена.

— Но это истинная любовь, ты, рептилия!

Она принимается рассказывать ему историю о своем пагубном пристрастии. Какое-то время уходит у него на то, чтобы свернуть героин в самокрутку. Он не прерывает ее рассказ, погруженный в собственное занятие. Когда она закончила, он поджигает самокрутку и вдыхает дым с таким видом, как будто именно этого ему не хватало всю жизнь. Это лучше, чем наркотик или извращения, которые он когда-то любил, возбужденная память счастливым эхом отозвалась в каждой его клеточке.

— Твою мать, — все, что он смог сказать.

— Смешно, что женщина моего возраста безнадежно влюблена?

— Это тоже. Я просто понял, почему перестал охотиться на дракона.

— Возможно, по той же причине, по которой я бросила курить.

— Хочешь подымить?

— Нет. Прости, что я заставила тебя снова начать, — извинилась она. — Я просто предположила, что это часть твоего РДА.

— Ты имеешь в виду ДНК. Я не буду смешивать табак с наркотиком. Наркотик, который они продают тебе, в любом случае с примесью.

— Я знала, что ты найдешь ему хорошее применение. С тех пор как начал его курить, ты выглядишь более живым.

— А ты выглядишь более мертвой.

— Это результат любовных страданий.

— Терпи.

— Я так и делаю.

— Твою мать! — повторяет он.

— И это все, что ты можешь сказать? Я была уверена, что ты дашь мне кучу советов. Знаешь, когда ты внезапно раздражаешься, отдаешь мне частичку своего ума.

Червяк зевает. Ничто не может утомить его больше, чем разговор о любви или о героине. Но развлечение заключается в том, чтобы не обращать на это внимания.

— Я не могу думать ни о чем, кроме того, что моя роковая привязанность к этому мужчине — это его роковая привязанность ко мне. Что он может найти в женщине своего возраста?

Червяк с ехидцей смотрит на нее:

— Некоторые мужчины любят дряблых старых сук.

Она воспринимает это как комплимент, польщенная предположением, что предмет ее любви любит ее такой, какая она есть.

— На телевидении все немолодые мужики имеют у плеча молоденькую пустышку.

— На телевидении они трахаются без всяких гениталий. Донни и Мэри поют песни любви. Люди вроде меня описаны и вычеркнуты. Убиты прежде, чем принесут реальную пользу. Спроси себя: кто захочет трахнуть подобных мне?

— Другие червяки?

— Ты удивишься, узнав, что происходит за закрытыми дверями. Я потрясен тем, чего только женщины не могут сделать ради любви. Это та область, где я могу быть полезным. Мне нравится, когда меня бьют. Несомненно, там всегда есть наличные. Деньги, наркотики. Некий роковой недостаток имеется даже у самой совершенной пары. Донни и Мэри, к примеру.

— Осмонды?

— Могут существовать два человека, самые совершенные друг для друга. Безумно влюбленные, бесконечно поющие об этом, преданные, одинаково мыслящие, почти идентичные во взглядах на мир. Если бы только они не были детьми одних родителей, их любовь могла бы выдержать испытание. Их музыка может.