Цитадель - Александр Прозоров

Правитель только сглотнул. От услышанного в голове его вспенилось такое количество мыслей и эмоций, что он просто не знал, с чего начать говорить. А потому молча слушал.

— Мы получим самое лучшее доказательство своей лояльности. Раз хищники нападают на нас, то мы им не союзники. А самое главное: женщины свободных людей начнут рожать здоровых детишек. Человечество будет спасено!

— Мне кажется, ты совсем сбрендил на почве спасения человечества. — Найл наконец обрел голос. — Договариваться о нападении на самих себя…

— Ты просто не успел обдумать эту мысль, — горячо зашептал Симеон, наклонившись к правителю. — В этом нет ничего страшного. Раньше смертоносцы заставляли людей спариваться и рожать детей от тех, кого они выберут. Это было нормой. Если хищники прикажут женщинам принять свое семя, жительницы города выполнят вполне привычную инструкцию. Это совсем не страшно. Зато мы спасем нацию!

— Хищники не могут приказать, — внезапно понял Найл, понял только в тот миг, когда произнес. Он довольно много думал об этом, прикидывал и так и этак, и сейчас вдруг из суматохи мыслей выскочил готовый ответ: — Они вообще не разговаривают.

— Как это — не разговаривают? — споткнулся на полуслове Симеон.

— Совсем. Мы встретились под землей с хищником. Нефтис попыталась с ним заговорить, а я — прощупать сознание. Он не отреагировал ни на меня, ни на нее, ни на паука, ни на слова. Он не отреагировал ни внешне, ни в сознании. Просто прошел, как мимо пустого места. — У правителя запершило в горле. Он откашлялся и продолжил: — Белая Башня предполагала, что хищники просто приспособились скрывать сознание, чтобы прятаться от пауков. Но под землей не от кого прятаться. К тому же хищник не просто скрывал сознание, он действительно был без него. Симеон, он вел себя как самый настоящий покойник.

— Первый раз слышу о бродячих покойниках! — хмыкнул медик.

— Потому что живешь здесь, а не внизу! — От волнения правитель даже поднялся в постели. — Сколько ты видел мертвецов? Пять? Десять? Погибших от болезней или от травм? Люди нашего мира умирают в желудках пауков.

— Но от этого они не становятся живее!

— На поверхности у людей слишком рано погибает тело, а душа отправляется в вечное странствие. Что будет с человеком, если у него вместо тела умрет душа? Молчишь? А я видел именно это. Бродячее тело, у которого нет ни души, ни сознания.

Настала очередь Симеона изумленно призывать Великую Богиню.

— Как ты собираешься договариваться с мертвецами, мой дорогой друг?

— Стоп! — Симеон вскинул ладонь. — Если там есть живые тела людей с мертвыми душами, то и тела пауков…

— Ошибаешься, — перебил медика Найл, откинувшись в постели. — Души пауков не покидают тела после смерти. Даже древнюю мумию можно накачать живой энергией и разговаривать с душой. Я разговаривал с Хебом Могучим, разговаривал с Квизибом Мудрым. Сам, лично. Пауки едины душой и телом. А люди — нет.

— Постой. — Симеон стал задумчиво грызть ноготь. — У человека есть три составляющих: тело, душа и разум. У пауков сильнее развита душа, поэтому они умеют сражаться своей волей и читать мысли, у человека сильнее развит разум, поэтому он способен к тонким и изящным умопостроениям. Если ты говоришь, что хищники не имеют души…

— Они мертвы, как это ни называй. Договориться с ними так же сложно, как с душой умершего.

— Если под землей есть мертвые, — вскинулся Симеон, — то должны быть и живые!

— Должны, — согласился Найл. — Но где они и кто?

— Угу. — Симеон встал из кресла, сделал пару шагов вперед, потом вскинул обе руки и отчаянно зачесал затылок. — Великая Богиня Дельты, как путается все вокруг!

— Просто только блохи размножаются, — откликнулся Найл.

— Тогда нужно просить Смертоносца-Повелителя устроить облаву в пустыне… Я скрещу «дикарей» со своими помощницами, со своими женами, наберу добровольцев… Сотни две женщин наберем. Обогнать смертоносцев мы не сможем, но хоть на равных окажемся.

— У тебя только одно на уме, — вздохнул Найл.

— Приезжай ко мне на остров, — мгновенно вспыхнул Симеон, — посмотри, сколько детей растет нам на смену. Тогда и усмехайся.

— Послушай, друг. — Найлу наконец удалось утихомирить бурю в голове и выделить главную мысль. — А ты уверен, что нация, которая для своего спасения отдает женщин на насилие, вообще достойна спасения?

— А ты уверен, — в тон ему ответил Симеон, — что стоит гадать о морали, когда речь идет о спасении нации?

— Но ведь должны же быть какие-то границы допустимого!

— Не беспокойся, Посланник Богини. Я прочитал очень много книг. Так вот, в древней Элладе, которая на протяжении всей истории человечества считалась символом культуры, женщины добровольно вступали в связь с приезжими, чтобы влить свежую струю крови в жилы детей…

— … но изнасилование приравнивалось к убийству. Ты выдергиваешь из истории только удобные для себя факты.

— Могу не выдергивать. В христианской части старого мира человек имел право только на одного партнера и за многоженство карали, как за тяжкое преступление, а в мусульманской части света жен можно было иметь сколько захочешь. А на западном Тибете одна жена покупалась на несколько мужей. Почти там же, в восточной части Тибета, достигшую совершеннолетия девочку поселяли отдельно и выделяли ей юношу для развлечений. А в Бразилии девочку для развлечений выделяли юношам, ставшим воинами. Продолжать? В рыбацких деревнях Перу некоторые женщины получали почетное право снимать усталость у вернувшихся с моря мужчин, в то время как в Европе таких женщин называли «падшими». На побережье Карибского моря жили племена, которые наказывали девиц, не имеющих любовников, групповым изнасилованием, в Африке таким же образом отмечали первую менструацию… Ну как, ты успел выделить общечеловеческую мораль? Нет ее, морали. Нет вообще. Есть только традиции, и все!

— Симеон, — мягко предположил Найл, — а может быть, именно поэтому на Земле сейчас правят пауки, а не люди?

— Возьми пример с пауков и наберись терпения. Мы спорим ни о чем. Пройдет полтора десятка лет, и у тех, кто мне поверит, вырастет новое поколение. А все остальные… Фу-у… — Он сдул с ладони воображаемую пылинку. — И все. Существует только одна мораль: мораль выжившего. А выживут только служанки смертоносцев и мои подшефные…

— Симеон, — внезапно вспомнил Найл, — где мои вещи?

— Выбросили. Ты их измочалил совершенно. Чувствуется, досталось вам крепко. Нефтис так вообще вставать не сможет еще дней десять. Омертвение тканей на левой ноге, ушибы. Будем надеяться…

— Коробка, коробка у меня была, — перебил Найл. — Неужели выбросили?

— А, коробка. Нет, Нефтис не дала. Говорила, важное там что-то…

— Где она? — опять перебил правитель.

— Да здесь. — Симеон наклонился за кресло, достал оттуда жестянку из-под порошка для газовой лампы. — Вот.