Данте Алигьери - Анна Михайловна Ветлугина

бы, допустим… напомнить ему, что… — Совсем смутившись, она замолчала.

— О да, я могу напомнить! — подтвердил Корсо. — Не забудет до самой смерти. Только он у тебя гордый. Скажет мне что-нибудь некуртуазное, а я не смогу сдержаться и отвечу. Лучше уж послать к нему в качестве напоминальщиков моих приятелей. Правда, после разговора с ними его могут найти в канаве с перерезанным горлом. Тогда можно будет просватать тебя за кого-нибудь другого.

— Нет, нет, не надо, — испугалась Джемма, — пусть будет, как есть, я лучше подожду.

— Как знаешь, сестренка. — Барон, зевнув, спрятал кинжал в ножны. — Правда я бы на твоем месте не дожидался слишком долго.

…Жара стала терпимее, горожане понемногу выползали из жилищ. Через площадь навстречу Джемме шли два молодых человека, в одном из них она признала своего жениха, второй был ее родственник, поэт и пьяница Форезе Донати. Алигьери, посланный ей Богом в качестве предполагаемого спутника жизни, громко рассуждал об Аморе и возвышенной сущности женской красоты.

— Не… Джованна, все же, Джованна не в состоянии отвечать этому… как его, ик… идеалистическому построению миросозерцания… — перебил его Форезе. По голосу родственничка Джемма поняла, что тот, как обычно, пребывает под влиянием винных паров. — А вот… ик! Смотри! Дева, наделенная изящной поступью и… ой, какое знакомое лицо! Это же…

— Сия синьора прекрасна, — согласился Алигьери, — я не против почтить ее канцоной, разумеется, если она не против.

Данте решительно двинулся к Джемме, не обращая внимание на непонятные знаки, которые почему-то подавал ему приятель.

— Сальве[40], благородная дева, — начал он и осекся. Форезе, со всей силы толкнув его в бок, пришипел:

— Осел! Это же твоя невеста!

Данте покраснел:

— Простите меня, синьора, я так спешу нынче! До встречи! — пробормотал он виновато и быстро ретировался в ближайший переулок. Толстяк догнал его не сразу — видимо, заглаживал родственной беседой неприятное впечатление. Наконец послышались его шаги и шумное дыхание. Алигьери не обернулся, продолжая неторопливо идти.

— Еще и отворачивается! — возмутился Форезе. — Нет чтобы «спасибо» мне сказать! В следующий раз будешь сам выпутываться, посмотрим, как у тебя получится.

— Ты преувеличиваешь, Биччи, — скучающим тоном возразил Данте, — что я такого сделал? Ну не узнал ее! Разве мы часто видимся?

— Все же у тебя не армия невест, а всего одна. Мог бы и запомнить. А не восхищаться у нее на глазах Джованной.

Данте сказал, вложив в свой голос как можно больше назидательности:

— Ты же не боишься, будучи женатым, ходить к девкам. Ах, бедная твоя жена, пока ее муж поит вином падших женщин, у нее нет даже денег на дрова, ночами она дрожит от холода, протягивает руку, дабы нащупать муженька. Разумеется, его нет. Он развлекает жриц любви.

Форезе нахмурился, собираясь гневно ответить. Но добродушный характер и лень перевесили. Толстяк, привалившись к стене ближайшего дома, сделал трагическое лицо.

— О да, мы страшно бедны. — Он всхлипнул. — И к продажным дамам мне приходится ходить с единственной целью: согреться. Нелла поделилась бы со мной одеялом, но за ней строго следит ее мать. Старая карга ненавидит меня за то, что я помешал ей выдать дочку за одного из графов Гвиди. Понимаешь?

Алигьери солидно кивнул.

— Только ты понимаешь меня! — прорыдал Форезе. — Кстати, — переменил он тон, — если жена не нащупала меня, это еще не значит, что я у проституток. Может, я пошел на заработки. Однажды так оно и было. Вот слушай:

Средь ночи кашель на меня нашел,

Укрыться было нечем — вот причина,

И я не выспался, но все едино.

Чуть свет уже на промысел пошел.

Понять нетрудно, до чего я зол:

Ведь вместо клада — что за чертовщина! —

Или хотя бы одного флорина

Я Алигьеро средь могил нашел.

— Кого ты нашел? — переспросил Данте, не веря своим ушам.

— Твоего папашу, разумеется, — не моргнув глазом, ответил толстяк. — Он почему-то был завязан в узел, вот только не знаю — в Соломонов иль в какой другой.

— Иди проспись! — гневно прервал Алигьери. — Как ты смеешь смеяться над моим отцом?

— А ты над моей Неллой? — парировал Форезе.

— Я лишь говорю о твоем к ней отношении.

— Я тоже. Ты ведь ни разу не был на могиле отца. Сказать кому — так не поверят.

— Отчего ж не поверят? В людной Фьоренце нет стольких жителей, столько кривотолков и всяких измышлений возникает каждый день. Все слабы рассудком и верят всякому вранью. Даже в церквях падки лишь на остроты да на ужимки. Что уж говорить о друге? Да и друг ли ты мне? Может, просто ходишь за мной, преследуя какую-нибудь свою цель?

На этой последней фразе миролюбие Биччи наконец закончилось. Побагровев от ярости, он закричал:

— Он еще смеет подозревать меня в корысти! Да ты сам постоянно клянчишь у меня деньги! Все знают: твой папаша уговаривал старого Манетто отдать за тебя Джемму целых две недели, потому что вашему роду, кроме фамильной гордости, похвалиться нечем!

— Что ты сказал?! — Рука Данте выхватила кинжал. В этот момент в переулок с криками влетели всадники. Приятели инстинктивно вжались в стену. И вовремя: там, где они только что стояли, пронесся вороной конь. Другой заржал, резко осаженный всадником.

— Эй, Биччи! Опять слоняешься без толку? — донеслось сверху.

— Отчего же, многоуважаемый Барон, — ответствовал Форезе, аккуратно поправляя скособочившийся кафтан, — я занят крайне важным делом. Ищу свою голову, потерянную давеча где-то на этой улице.

Корсо Донати (это был именно он) захохотал:

— Я и говорю «без толку». У тебя никогда не было головы на плечах, Форезе. Или я не прав?

— Разумеется. Ты всегда прав, мессир Корсо, ибо правда любит сильных.

— Да-да. — Барон рассеянно комкал поводья. Вороной нетерпеливо переступал, ожидая команды. — А кто это с тобой? Не наш ли будущий родственник?

Алигьери сдержанно поклонился.

— Кажется, правовед… — припомнил Корсо, — полезное ремесло и весьма доходное. К чему тратишь время на дурную компанию?

Форезе скорчил обиженную гримасу:

— Э, мессир, мы все же с вами братья. Зачем поливать родню помоями?

Барон, не удостоив толстяка вниманием, продолжал внимательно разглядывать его спутника. Решив что-то для себя, он обратился к Данте неожиданно любезно:

— Сегодня во дворце Моцци собрание. Будут Фрескобальди, Донати, Портинари и многие другие уважаемые люди. Предалагаю тебе примкнуть к моим друзьям, мы как раз направляемся туда.

— Благодарю, любезнейший, — учтиво ответил Алигьери, — только боюсь, я не смогу найти себе там занятие.

— Хм! — Корсо даже свесился с лошади, чтобы посмотреть Данте прямо в лицо. — А зачем же ты учил