И грех, и смех - Левсет Насурович Дарчев

виды его переработки, в том

числе и айран.

Корова, подгоняемая хозяином, шла не торопясь, шатая массивным крупом из стороны в сторону и всем весом наступая на широкие набухшие

копыта.

Сосед, Джамал, с квадратным лицом, холодными глазами и шутливым характером, увидев

Сабира, остановился, чтобы подождать его и идти

вместе. Заметив на лице Сабира мину, готовую

взорваться по любому поводу, решил поддразнить:

– Хорошо смотришься, однако – как настоящий

пастух.

– Да пошел ты! Лучше бы нашел кого-нибудь,

чтобы пас за деньги, – парировал Сабир.

122

– Кстати, – произнес сосед, сдвинув брови. – Я

вчера был на похоронах в Межгюле и слышал, что

там есть один человек. Профессиональный пастух,

между прочим. Магарыч с тебя, если получится.

Сабир раздраженно спросил, нахмурившись:

– Ты не мог это сказать еще вчера?

– Ну ничего. Через месяц наступит твоя очередь

еще.

– Ладно, – фыркнул Сабир, – сейчас дойдем до

годекана и с народом обсудим, как быть. А то и

вправду, сколько можно это терпеть – я действительно начинаю чувствовать себя пастухом, раз думаю об этом тридцать дней в месяце, а не учителем

математики. Мне надо беречь нервы для школы.

– Будут противники, – вставил сосед. – Первый –

твой коллега Селим, у которого три коровы и три

взрослых сына, которые с удовольствием ходят пасти. Что он будет деньги выкидывать? Такие еще

найдутся.

Действительно, Селим и еще несколько человек

воспротивились.

– Да я знаю этого типа, – сморщив лоб, нервно

начал Селим, со строгими чертами лица. – Он несерьезный и ненормальный, и как можно доверить

ему целое стадо – возьмет и загонит в Черный лес,

и что потом?

К счастью для Сабира, такие дела в селе решали

большинством голосов, и народ согласился отправить к пастуху трех представителей во главе с Джамалом, чтобы согласовать все детали предстоящего

договора.

Сабир, убедившись, что к следующему разу он

сможет снять с себя тяжелую обузу, с поднятым

настроением увел стадо, временами покрикивая:

«Гей, гей, чтобы вас волки сожрали». Он вернул

губам былую усмешку.

123

Красный «жигули» остановился в узком проулке соседнего селения, и из него вышли трое. Они

завернули за угол и остановились напротив железной калитки зеленого цвета в глухой стене забора.

Джамал постучал.

Дверь открылась, и на них уставилась пожилая

сухая женщина с морщинистым лицом. Она в коричневом помятом платье, на голове у нее черный

платок с бахромой, на ногах – резиновые галоши.

Она недоверчиво осмотрела незнакомцев с ног до

головы.

– Вам кого?

– Извините, бабушка, – вежливо, как велит горский этикет, начал Джамал. – Мы все из Ярака, и– Извините, бабушка, – вежливо, как велит горский этикет, начал Джамал. – Мы все из Ярака, и

мы хотели увидеть Аюба. Он здесь живет?

– Да, он мой сын, – подтвердила она, – проходите домой, – она изменилась в лице, и ее карие глаза

забегали. – Сейчас позову.

Во дворе, который был аккуратно подметен,

бродили жирные куры и горделиво разгуливали

петухи; в углу на привязи мирно стояла черная породистая собака с безразличным выражением на

морде.

Спустя минуту к калитке приблизился Аюб –

тридцати пяти лет на вид, высокий. Большие круглые глаза и широкие сросшиеся на переносице

брови производили жалкое впечатление.

– Гьапур-дава, фици вува, – он со всеми за руку

поздоровался. – Может, пойдемте домой?

– Спасибо, – вежливо отказался Джамал. – Аюб,

нам нужен пастух, и хотели тебя спросить, сможешь ли нам помочь.

Он, словно в оцепенении, некоторое время не

сводил глаз с Джамала.

Это смутило Джамала, и он отвел взгляд.

– Да, – ответил Аюб после паузы, – если не кинете. А то есть такие села, куда лучше не соваться.

– Например? – Джамалу стало интересно.

124

– Ну, например, Тураг, Кандик, Кучтил…

– А что, они не платили?

– Платили, но не вовремя, – с достоинством

произнес Аюб. – Месяц прошел – и деньги на бочку. Вот так я работаю.

– Хорошо, мы согласны, – произнес Джамал,

и, глядя на пастуха, подумал: «Ну и характер же у

него», и намотал на ус выражение «деньги на бочку».

В Яраке Аюбу выделили дом и собрали деньги в качестве аванса. Он каждый день выходил из

дому на работу в одно и то же время с точностью

педанта – в половине седьмого, а стадо пригонял,

ориентируясь по закату солнца. Все было замечательно: яракцы были довольны и сожалели, что не

знали его раньше.

Больше всех радовался Сабир: из его жизни

ушла самая серьезная проблема его быта.

Он собрал в кучу все свое пастушеское обмундирование: сапоги резиновые с мехом, плащ-накидку от дождя, сумку, которой было много лет,

начавшую разрываться по швам, – и собрался облить бензином и поджечь. Он таким образом хотел

получить удовольствие в отместку за те дни, которые он посвятил животным.

Джамал, увидев неладное, подошел к соседу.

– Ты что собираешься делать?

Сабир оторвал взгляд от кучки вещей и ответил:

– Хочу попрощаться с утварью за ненадобностью. Она мне больше не понадобится.

Джамал засмеялся.

– Ты знаешь, – начал он, – по-моему, ты рано

это делаешь.

– Почему? – Сабир поднял одну бровь. – У тебя

есть что сказать?

Джамал с подозрительной улыбкой на лице искоса смотрел на соседа. Тот уже доставал спички

из кармана.

125

– Что-то этот Аюб мне не понравился с первого

взгляда, – заключил Джамал. – От него можно ожидать что угодно.

– Да ладно тебе, – не хотел Сабир с ним соглашаться. – Нормальный парень. Он уже почти двадцать дней исправно делает свое дело. – Он зажег

спичку.

– Может, пока не надо, – произнес Джамал. – Не

делай этого.

Сабир ничего не хотел слышать, хотя сомнения

Джамала вывели его из душевного равновесия. Он

бросил спичку на кучу, и все с хлопком вспыхнуло.

На календаре тридцатое июля. Полдень. Жарко

и душно. Аюб согнал стадо к роднику на пойло.

Животные, попив воды, шеренгой тянулись наверх,

лениво отмахивая хвостами оводов; тяжело дыша,

выпуская из ноздрей пар, преодолевали