Страшно Упрямый - Виктория Падалица

— Год??? Год в заложниках??? Но ты же вчера обещал, что отпустишь, когда что-то объяснишь мне…

— Я пока не объяснил. Не было времени. Был занят другим. Если ты хоть немного помнишь из того, что случилось этой ночью.

— Ну так сделай это сейчас. Объясни, что хотел. И отпусти меня.

— Ты не готова меня слушать. Пусть сперва вся химия из тебя выветрится. Потом и будем разговаривать.

Бейрут проверяет, помню ли я что-либо? Очевидно, так. А если солгу и скажу, что не помню, он отпустит меня?

— Я не помню ничего с тех пор, как мы пересели в Хаммер. — солгала я намеренно.

— Однако Хаммер ты помнишь. И то, что я сказал тебе перед тем, как уйти. Не пытайся сделать из меня дурака. Не выйдет. Я наученный опытом.

Хм, козлина. Не проведешь его. Больше он мне не доверяет.

— Клянусь, я никому не расскажу про тебя и твоих подельников. Я сделаю вид, что не знаю тебя. И не буду обращаться в полицию.

— Я сказал. Сперва отрезвеешь, а потом будем разговаривать.

— Разве есть, о чем разговаривать?

Ехидно спросила я, отвернувшись от него к дороге. И снова никаких табличек за окном. Куда ж он везет меня?

— По-моему, у нас не может быть общих тем для разговора.

— Как же не может, когда может? — усмехнулся он, повернувшись. — Тебе нравится, когда я тебя трогаю без позволения. И мне нравится трогать тебя всякий раз, когда я того захочу. Кое-что между нами есть общее. Я люблю заставлять, а ты любишь, когда тебя заставляют.

— Я против садо-мазо. Если че. Я за равноправие. И обоюдное согласие.

Не согласившись с его похабным заявлением, что у нас много общего, я лениво отклонилась на спинку сидения. И прикрыла глаза ладонью.

Солнце слишком яркое. Невозможно это терпеть просто. Плюсом к тому еще и укачивало, и пить хотелось смертельно. Но я боялась пить, чтобы не стошнило. Дорога разбитая вухнарь, шатает, нет абсолютно ни малейших сил ухватиться за что-нибудь, чтобы не трясло.

— Можно попросить твои очки? Глаза болят.

— Пересядь на перед. — предложил он альтернативный вариант решения возникшей проблемы. — Тут нет солнца.

— А ты остановишься?

— Нет. Перелезешь.

Соизмерив собственные возможности и представив, как буду перелезать в таком состоянии, я решила лишний раз не шевелиться, чтобы не заблевать салон. И ложиться тоже не рискнула.

— Нет уж, спасибо. Мне и тут хорошо.

Тем более, что там у него будет больший простор действий, а здесь он до меня не достанет.

— Как хочешь. — высказался он и смолк.

Очень хотелось спать. Монотонный звук мотора убаюкивал. Из-за солнца пришлось держать глаза закрытыми.

Я старалась не спать, чтобы не пропустить дорожных указателей.

Но как знала, что не выполню миссию и что силы меня покинут спустя несколько минут отчаянного противостояния неизбежному.

Часть вторая. Заложница. Глава 1

Громкий хлопок, — как будто бы возле уха рухнуло что-то тяжёлое — вытащил меня из похмельного и неспокойного полусна.

Я мигом подскочила, словно от пушечного выстрела. Выпрямившись, быстро огляделась вокруг себя в поисках источника подозрительного шума.

Вроде бы ничего не произошло криминального. Не считая того, что я всё там же, на заднем сидении старой Вольво.

И да, мне полегчало в разы. Не обманул, что как только проснусь, самочувствие станет лучше. Конечно, не бодрячком, но все же несоизмеримо с тем, как было до этого.

Только вот за окном уже как будто другой день настал. Ливень стеной лупит. А буквально недавно, — то есть, до того, как я задремала, — было ясно, и ни единого намека на облачко.

И снова неизвестно, сколько времени я проспала. И сколько дней жизни истратила впустую, находясь в плену на заднем сидении старого тарантаса — тоже!

Пока я пребывала в принудительном небытии и состоянии в буквальном смысле "нестояния" как последствие того небытия, Бейрут куда-то отлучался и уже успел вернуться с пакетом еды и двумя стаканами кофе.

Залезая обратно в Вольво, он от души хлопнул дверью. Этот шум я и услышала, как раз перед тем, как проснуться окончательно.

Весь промокший, — ведь ему пришлось выйти в ливень без куртки, так как на ней спала я, — Бейрут протянул мне кофе на подставке и что-то съедобное в коричневом бумажном пакете.

— На, держи. Тебе купил.

Наши взгляды встретились и приклеились друг к другу, что вызвало во мне смешанные чувства, настораживающие своей противоречивостью и нескромным, запретным интересом к его персоне.

Бровь, которую Бейрут рассек в драке с Косоротом, была залеплена пластырем в цвет кожи. Очень прикольно ему. Пирсинг брови бы определенно подошёл.

Как и мокрые чёрные, слегка волнистые волосы, которые ниспадали на угловатое грубое лицо со следами трехдневной небритости, и придавали его южной внешности, и без того завлекательной, шарма обольстителя и ловеласа со стажем.

— Не хочу. — бросила я и демонстративно отвернулась от него.

Но, честно говоря, мне не хотелось этого делать. Хотелось поглядеть на него еще. Ведь его мокрый образ и яркий завораживающий взгляд, обращённый на меня в упор, ни на шутку взбудоражили воображение.

— Почему не хочешь, э? — возмутился Бейрут, продолжая требовательно тыкать уголком пакета в моё колено. — Бери, говорю тебе.

Он еще и спрашивает почему, кретин… У него хватает наглости об этом спрашивать!

Вместо того, чтобы послушно исполнить его просьбу и сделать лучше себе, я резво отсела подальше от середины салона, поближе к окну.

— Я не хочу кофе. — давясь слюнями от аппетитного манящего аромата свежесваренного напитка, я переступила через соблазн искуситься и заявила. — И вот это, что ты припер, тоже. Не хочу и не буду. Так что убери это от меня.

Вот еще!

Не стану я брать от Бейрута никаких угощений! И так уже угостил. Да так угостил, что еле выжила после этого! Не удивлюсь, если в кофе или в еду что-то подсыпано. Что-то, что в очередной раз усыпит бдительность и заставит меня проспать самое важное. В том числе и побег. Упустить который я просто не имею права.

— А чего ты же хочешь?

Словив мое железобетонное и безоговорочное послание ему "сходить на три буквы", Бейрут развернулся ко мне вполоборота.

Видать, тон мой грубый ему не понравился.

Ну ничего, пусть привыкает к дамским бзикам. Пусть глотает мою дерзость и терпит капризы, которые я буду генерировать денно и нощно. Вот специально ради него и стану неизлечимой истеричкой, которой не угодить абсолютно ни в чем.

Он еще пожалеет, что похитил меня. Пусть теперь помучается. Пусть-пусть! По нему и так взбучка