Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер

Самого же Ибрагима все сильнее тревожили наблюдаемые им в Сулеймане изменения. Вероятно, думал он, слишком многое покорилось ему слишком быстро. Он завоевал Родос и Белград, затем сокрушил при Мохаче венгров во главе с их королем. Султан уже достиг того, чего не удалось ни его отцу, ни даже легендарному Мехмеду Завоевателю, и тем обеспечил себе величие в веках.

«Слишком уж многое он теперь перекладывает на меня», – думал Ибрагим. Не сулит это ничего хорошего ни ему, ни мне.

Этим утром просителям пришлось для начала дожидаться завершения обсуждения великим визирем и его генералами планов предстоящих летних завоеваний. Первым Ибрагим дал слово главному муфтию.

– Рано или поздно Владыка жизни должен будет разобраться с шахом Тахмаспом, который мало того, что пригрел у себя в Персии еретиков-шиитов, так еще и осмеливается совершать с ними набеги на наши приграничные земли. Он тем самым оскорбляет не только Османов, но и сам ислам. Долг султана – поставить его на колени!

Ибрагим почтительно кивнул, выражая полное согласие с исламским судьей. Будь его воля, он бы голову этого персидского шарлатана давно насадил на пику над главными воротами.

Затем, обращаясь к другим военачальникам, сказал:

– Я согласен с муфтием, само существование шаха противно Аллаху. Но стоит ли нам палить из пушки даже не по воробьям, а по презренному комару? Да, шах Тахмасп еретик, но его-то всегда успеем прихлопнуть, а куда более великим даром Всевышнему от нас мог бы стать захват Зеленого яблока.

«Зеленым яблоком» называли Рим. Каждому султану перед восшествием на престол по традиции задавали церемониальный вопрос: «Сможешь вкусить от Зеленого яблока?» Своими свершениями Сулейман, может, и успел уже заслужить себе место в одном ряду с отцом и дедом, но, по мнению Ибрагима, ему было под силу стать в раю и следующим после самого пророка Мухаммеда, если удастся отобрать у неверных этот величайший трофей.

Возможно ли завоевание Рима?

Ибрагим выдержал эффектную паузу, дабы его слова возымели должное действие.

– Конечно же, за величайшую угрозу для себя мы должны почитать человека, именующего себя императором Священной Римской империи. Но сейчас на южном фланге его беспокоит Франциск. Христианский еретик Лютер подстрекает народ к восстанию против папы, а его собственные нунции грызутся между собой. Самое время ударить, когда враг так ослаблен и разделен. Стены Вены готовы пасть, а когда это произойдет, то и весь их христианский мир затрепещет при нашем приближении.

Он обернулся к аге янычар:

– Что скажешь, Ахмед?

– Пока котел полон, мой господин, будем из него есть. Мои люди с нетерпением ждут еще одного шанса обагрить свои клинки кровью.

Ибрагим обернулся к другим своим воеводам. Все высказались за поход на Вену.

– С еретиком Тахмаспом мы как-нибудь и на досуге разберемся, – сказал один. – А вот раз Фердинанд созрел, то пора его срывать. Положим же Вену к ногам нашего султана!

Ибрагим улыбнулся. Как-никак шесть лет минуло со дня их последней великой победы. Ни одна империя не может стоять на месте. Гази древности знали, что, стоит мужчине спешиться, мышцы его тут же начинают обмякать. Возможно, за долгую дорогу до Вены Сулейман снова обретет себя и забудет об этой девке из гарема.

– Итак, решено, – сказал Ибрагим. – Этим летом султан выступает в поход на Вену.

Глава 33

Джулия сняла банную сорочку и скользнула в воду. Две другие девушки – одна египтянка с кожей цвета фундука, другая белая как алебастр с дивными иссиня-черными волосами – сидели на краю купели и осматривали друг друга на предмет остатков волос на теле.

Заметив, что Джулия за ними наблюдает, египтянка насмешливо на нее осклабилась.

Джулия убралась от них подальше. Услышав, что кто-то к ней с плеском приближается, она обернулась и оказалась лицом к лицу с самой черноокой из всех когда-либо ею виденных женщин.

– Ты из гяуров, – сказала та.

Джулия кивнула. Она уже усвоила, что гяурами тут кличут христиан.

– Не бойся. Тебе тут все, должно быть, кажется странным, но ничего, скоро обвыкнешься.

Это было первое участливое обращение к ней по прибытии сюда.

– Как тебя зовут? – спросила девушка.

– Джулия.

– А меня Сирхан. Я из Сирии. Отец отдал меня в уплату девширме.

– Девширме? – До этого она понимала почти все, что ей говорила Сирхан, но смысл этого слова был ей совершенно неведом.

– Это дань такая, только не деньгами, а собственными детьми. Люди султана ездят по империи и забирают у подданных лучших мальчиков и девочек на государеву службу.

– Так ты тоже пленница?

– Женщина всегда пленница, разве нет? Я так даже рада, что отец меня отдал, мне здесь больше нравится. Знаешь, чем бы я сейчас занималась у себя, вместо того чтобы нежиться в купели? Хлопок бы в поле собирала.

– И что, все эти женщины принадлежат султану? Они его жены?

– У него только две кадын, но первую из них он выслал от себя подальше в Манису. Так что здесь у него одна Хюррем, но и она уже немолода, и все это оставляет надежду остальным из нас.

– Не понимаю. Говори помедленнее, пожалуйста.

Сирхан улыбнулась, придвинулась поближе и – к вящему ужасу Джулии – обняла ее за плечи.

– Тебе тут нужна опекунша на первое время. Ты же вообще ничего не знаешь, верно, гяур?

Кызляр-агасы прислонился к решетчатому окну с видом сверху на парную, сомкнул глаза и испустил громкий стон. Какой дьявол или шайтан из всех выдуманных людьми преисподних мог бы изобрести пытку более изощренную, думал он, чем лишить мужчину всех средств явить женщине свою любовь, но сохранить способность вожделеть ее столь же остро и страстно, как и в бытность полноценным? Если бы он не был таким слабаком, давно бы покончил с такой жизнью!

Свет струился из круглых окошек купола вниз, и одна из этих блистающих струек выхватила из сумрака молочные очертания тела Джулии. И пальцы его стиснули прутья оконной решетки с такой силой, будто он и впрямь вознамерился выкорчевать ее из каменной кладки.

Сулейман стоял над колыбелью с мерцающей свечой в поднятой руке. Младенец выглядел слишком уж худосочным. Он поднес к тельцу чуткий палец, нежно провел им по позвоночнику сосунка и тут же отдернул руку, наткнувшись на явно нездоровый горбик.

Хюррем не сводила с него глаз. Увиденное ее поразило: он же раньше никогда не питал ни малейшего интереса к их детям, пока те были в грудном возрасте. А теперь вот ежедневно является подивиться на