Трупный цветок - Анне Метте Ханкок

Шефер кивнул.

– Если же человек повесился и тело висит свободно, – продолжил патологоанатом, – на верёвку давит настолько большой вес, что она перекрывает все вообще сосуды, и таких кровоизлияний не бывает.

– Значит, обычно вы не наблюдаете такого при повешении? – спросил Шефер, почёсывая шею.

– Ммм… Ну, тогда это обычно другой вид подвешивания, когда, например, покойный висел на дверной ручке и лежал горизонтально на полу. Это тоже может привести к точечным кровоизлияниям. Но вот такого, как здесь, я никогда не видел. В случаях, когда тело был подвешено.

Шефер отступил назад, а Джон Опперманн сделал надрез кожи на голове Ульрика от уха до уха и вывернул кожу лица наизнанку. Эта процедура, на которой Шеферу приходилось присутствовать несколько раз, всегда наводила его на мысль о куклах-перевёртышах, которые с одной стороны выглядят как Красная Шапочка, а с другой – как Волк, если перевернуть куклу вверх ногами и вывернуть платье. Умиротворение с одного ракурса и ужас с другого.

Патологоанатом вытащил небольшую пилу, предназначенную для работы с мягкими тканями, и начал вскрывать череп. Мозг Ульрика Андерсона и синяя верёвка с его шеи были внимательно изучены.

– На задней стороне шеи очень чёткая коричневатая V-образная борозда на том месте, где была затянута верёвка, – произнёс Джон Опперманн в диктофон, который записывал все его комментарии. – Но похоже, на шее есть и горизонтальная отметка, кожа повреждена чуть ниже этой борозды от верёвки.

Он взял тонкий скальпель и медленно и осторожно начал разрезать мышцы вдоль трахеи и пищевода Ульрика Андерсона, слой за слоем.

Шефер терпеливо ждал окончания вскрытия. Наконец Опперманн выбросил перчатки.

– Ну, каков вывод, док?

Судмедэксперт стоял у раковины и тщательно мыл руки.

– Сомнений никаких, – сказал он, – точечное кровотечение, горизонтальная ссадина на шее, кровоизлияние в тканях вокруг гортани и повреждения щитовидного хряща. Умерший не получил бы таких повреждений, повесившись в ванной.

– Так что это убийство.

– Предположительно причиной смерти является удушение верёвкой. Да, это убийство, – кивнул Опперманн.

– Всё ясно, тогда отправьте мне заключение о вскрытии, когда составите его, – сказал Шефер. Он дружески похлопал Опперманна по плечу и пошёл к выходу.

Подобные процедуры вовсе не проходят так, как это представляется большинству людей. Американские фильмы создали у гражданского населения Дании впечатление, что результаты судебно-медицинской экспертизы поступают в открытый доступ. Каждый раз, когда в Штатах умирал какой-нибудь известный человек, средства массовой информации затаив дыхание ждали результатов вскрытия, а как только детали исследования становились доступны, обсуждали их в прайм-тайм. Степень гласности в администрации Соединенных Штатов совершенно иная, и по сравнению с ними Дания – одна из самых закрытых стран в западном мире. Так было, поскольку политика связывалась в представлении людей с моралью, и так было всегда. Результаты вскрытия направлялись только в полицию и были исключительно её достоянием. Никто другой не имел доступа к документам. Когда Шефер получал результаты дела, он самостоятельно решал, кто получит к ним доступ, а кто нет.

– Учитывая, сколько усилий приложил преступник, чтобы это выглядело как самоубийство, можно сказать, что преступление было не очень хорошо продумано, – сказал Опперманн вслед удаляющемуся Шеферу, – исполнитель мог бы с лёгкостью замаскировать его гораздо лучше, если бы немного разобрался в тонкостях.

Шефер оглянулся через плечо.

– Значит, действовал непрофессионал?

– Я не могу этого утверждать. Но он однозначно не судебный медик, это можно сказать с уверенностью.

В Отделе по расследованию преступлений против личности Шефер проинформировал инспектора о полученной в судмедэкспертизе оценке. Была сформирована следственная группа, в которую, помимо Августин и Шефера, вошли Ларс Бро и Нильс Петер Бертельсен – двое напарников из Первого отдела.

– Ну что ж, – сказал Шефер, постучав несколько раз ладонью по краю большого стола в конференц-зале, где все они собрались, – я приехал, как вы уже знаете, прямиком из Департамента судебной медицины, и старина Опперманн говорит, что мы имеем дело с убийством.

– Какие для этого есть основания? – спросил Нильс Петер Бертельсен.

– Физические повреждения, обнаруженные на теле жертвы, свидетельствуют, что смерть наступила не в результате повешения. Всё указывает на то, что кто-то сначала задушил погибшего, а уже потом повесил.

– Есть ли в деле подозреваемый? Каковы мотивы?

– Если он был журналистом в «Eksressen», должно быть, многие хотели его придавить, – вставил Ларс Бро с кривой усмешкой.

Шефер проигнорировал его замечание.

– Известно, что погибший, Ульрик Андерсон, долгое время находился в отпуске по болезни. Также известно, что он общался с ещё одним журналистом за день до того, как был найден мёртвым, – с бывшей коллегой по «Demokratisk Dagblad» Элоизой Кальдан. По оценкам судмедэксперта, тело Андерсона провисело минимум 12 часов, прежде чем мы его сняли, а Элоиза Кальдан утверждает, что видела его вчера вечером. Таким образом, жертву убили вчера в промежуток между 12 и 22 часами. Согласно заявлению Кальдан, погибший рассказал ей, что он занимался делом о Торбеке 2013 года и что он следил за расследованием по Йоханнесу Моссингу и ипподрому в Клампенборге. И после того, как он якобы задал тому пару лишних вопросов, в его дом проник какой-то головорез и угрожал ему пистолетом.

Ларс Бро удивлённо поднял брови.

– Это же было давно. Какое отношение тогдашние события могут иметь к тому, что происходит сейчас?

Шефер доложил им о появлении в деле Элоизы, о письмах с ДНК Анны Киль, об отпечатке пальцев Мартина Дюваля и о старой фотографии в «Инстаграме».

– Значит, Кальдан – важная часть всего этого, – сказала Августин, – нам нужно выяснить, какова её роль.

– Сама она не вызывает подозрений? – спросил Нильс.

– Пока что нет, – сказал Шефер, вытаскивая файлы с письмами из папки, которую он принёс на собрание, – ещё одно пришло сегодня утром.

Августин подняла голову.

– Третье письмо?

– Да, – сказал Шефер, – Кальдан позвонила, когда я ехал в Департамент, и на обратном пути я забрал письмо.

– Давай же его сюда, – сказала Августин, нетерпеливо прищёлкивая пальцами.

Шефер протянул ей файл, лежавший посередине.

Дорогая Элоиза!

Почему у тебя нет детей? Я знаю, почему у меня их нет, но ты? Тебе, наверно, всё время задают этот вопрос, и сейчас ты, наверно, уже наловчилась отвечать на него, ты ведь уже не так молода.

Не так молода. Не так… плодовита, как раньше.