Ты, я и Гийом - Диана Машкова

– Куда поедем? – Мы снова брели по протоптанной в снегу тропинке к метро. На улице было значительно холоднее, чем вчера. Или только так казалось.

– А какие варианты? – Я поежилась, плотнее укутываясь в шубу.

– Ну можно в музей, в кино, можно еще что-нибудь придумать. Я, конечно, предпочел бы туда, где сидят. – Артем, довольный собой, улыбнулся. – Что-то проблемы с ногами – не нравится им передвигаться.

– Ладно, – я, старательно скрывая ответную самодовольную улыбку, поправила капюшон. – Тогда в кино.

Народу в кинотеатре было немного – Москва отсыпалась после рабочей недели. Мы долго стояли перед афишами, пытаясь сообразить, чего нам хочется. Обе наши головы работали одинаково плохо.

– Так, будем последовательны. – Артем наконец нарушил молчание. – Тебе что нравится: фантастика, боевик, мелодрама?

– Знаешь, – четко формулировать мысли мне было явно затруднительно, – хочется чего-нибудь ненавязчивого, романтичного и про любовь.

– Отлично! – Артем взял меня за руку и потащил к кассам. – Тогда идем на «Бар «Уродливый койот».

– Господи! – меня аж передернуло. – Ну что это за название такое?

– Не обращай внимания. – Артем уже подобрался к окошечку, за которым сидела билетерша. – Форма не всегда соответствует содержанию и наоборот. Как раз будет повод проверить верность этой теории на практике.

– А надо? – Я, прикрыв рот ладошкой, зевнула.

– Конечно, надо! – Артем оживился. – Вот посмотри на себя, например.

– Это еще зачем? – Я испугалась, что сейчас он начнет городить какую-нибудь малопристойную чушь.

– Твоя форма никак не позволяет догадаться о содержании: милая такая хрупкая девушка, занимается наукой, растит ребенка – с виду все прилично, пристойно. Но стоит докопаться до сути…

– Прекрати! – резко оборвала я Артема. – Больше ни слова!

– Да-а-а? – Его интонация снова стала повелительной и надменной. – Девочка будет мне указывать, что можно, а что – нет? Ай-яй-яй! Придется ее отшлепать!

– Ну, пожалуйста, здесь же люди! – Я страшно боялась, что нас услышат или по блудливому выражению моего лица догадаются, какой вихрь чувств и желаний поднимается внутри меня.

– А разве это меняет дело? – Артем продолжал играть моим состоянием. – В библиотеке тоже были люди, а ты так неосмотрительно возбуждалась, читая письма своего драгоценного Аполлинера.

– Хватит! – Я начала задыхаться – от злости на Артема и от сладострастного тепла, неумолимо разливавшегося по всему телу.

– Думаешь? – Он впился взглядом в мои обезумевшие от нарастающей страсти глаза. – Действительно, хватит. А то еще начнешь на людей сейчас бросаться.

Он отвернулся к кассе и стал общаться с билетершей. Я стояла, покачиваясь, совершенно потерянная и обалдевшая, и пыталась как-то призвать себя к порядку, скинуть непристойное состояние. Никогда бы не подумала, что могу дойти до грани возбуждения от пары-тройки слов. Со мной никогда такого не было! Артем то ли намеренно, то ли случайно открыл тайные шлюзы в глубине моего дремавшего существа, в лабиринтах сонной души. Или в том, что эти шлюзы раскрылись, была заслуга незабвенного Гийома Аполлинера? К глубокому анализу я была сейчас не готова. Ясно только одно – именно Артему предстоит иметь с этим дело, именно у него в руках оказался мистический, все позволяющий ключ.

Купив билеты, Артем обернулся ко мне, ласково взял за руку и повел внутрь уже темного зала. Отыскал наши места, усадил меня рядом с собой и, не выпуская моей ладони из своих рук, прошептал: «Ну вот, а ты не хотела остаться в отеле». Я ничего не сказала в ответ, только напряженно и тяжело вздохнула.

Фильм и вправду оказался неплохим: в лучших традициях того, что в принципе может изобрести американский кинематограф. А может, романтичное состояние, в котором я пребывала, сделало свое дело.

Главная героиня была неприлично красивой и неправдоподобно наивной провинциалкой, которая приехала в большой город искать свое счастье (терпеть не могу аналогий!). У девушки был замечательный дар – она сочиняла милые песни и неплохо их пела. Но беда заключалась в том, что выступать на публике она не могла, – был какой-то эмоциональный барьер. Поэтому пела только для себя – в д́уше, в пустой квартире, ночью на крыше. Поскольку таким образом рассчитывать на кусок хлеба благодаря музыкальным талантам не приходилось, красавица устроилась работать в экзотический бар под названием «Уродливый койот». Там, в фильме, хозяйка бара даже объясняет, откуда она вытащила это жуткое название. Ей-богу, лучше бы уж она совсем на эту тему молчала. В общем, девушка в этом самом баре учится быть раскрепощенной, пару раз спасает заведение от разгрома, параллельно знакомится с приятным молодым человеком. Назревает бурный роман, и в итоге, путем неимоверных хитростей и уловок, юноша спасает ее от этой странной болезни – боязни сцены. Так что все хорошо – хеппи-энд. В зале зажигается свет.

– Жалко, что ты так быстро уезжаешь. – Мы сидели в полупустом баре кинотеатра и печально-жадными глазами смотрели друг на друга. Внезапное понимание того, что наше свидание подошло к концу и впереди только лишь пугающая неизвестность, охватило нас. Еще полчаса назад казалось, что времени осталось очень и очень много. И вдруг оно испарилось в один-единственный миг.

– И мне.

А что еще я могла на это сказать?

– Ты знаешь, мы обязательно что-нибудь придумаем, чтобы встретиться снова. – Артем погладил мои пальцы, я смущенно отняла их и спрятала руку.

– Не знаю. Все так сложно. – Я тяжело вздохнула и отвернулась.

– Что сложно? – Артем извлек из-под стола мою руку и завладел ею – на этот раз настойчиво, жестом, который не терпел возражений.

– Я же не должна была в тебя влюбляться! – этот неистовый шепот был больше похож на крик отчаяния, на попытку утопающего, уносимого бурным потоком горной реки, схватиться за промелькнувшую перед лицом спасительную ветку.

– Я тоже… – Артем отпустил мою руку и откинулся на спинку красного дивана.

Дорога в Казань была долгой, грохочущей и бессонной. Станции сменяли одна другую, а в голове с той же быстротой мелькали тревожные, отчаянные мысли. Что теперь будет? Как я смогу жить по-прежнему, зная, что где-то внутри меня есть совсем другая жизнь? На что мне надеяться в своем положении? Куда я денусь из всех этих клеток, застенков и темниц? Если бы мы могли встретиться раньше, если бы Катя была ребенком Артема – все, абсолютно все у меня сложилось бы иначе: я заботилась бы о своей семье не из чувства долга, руководствуясь терпением, не по принуждению, а по велению сердца, движимого любовью и счастьем. Страшно оказалось вот так, сразу, это понять. Жутко было даже думать о том, чем понимание это может обернуться для меня, для моей заученной повседневности, для уже отведенной мне жизни.

Время шло. Вторая глава продвигалась медленно. И, кое-как разобравшись с «Подвигами юного Дон Жуана», я надолго застряла на романе «Одиннадцать тысяч палок». Странный сюжет, сдобренный невероятным количеством плохо перевариваемых пряностей и острот, пугающе жестоких*censored*графических сцен, от которых в жилах стыла кровь, развивался на фоне исторических событий эпохи.