Летчик. Книга 4 - Владимир Малыгин

А нападение, как это всегда бывает, произошло под утро. Но нас оно не коснулось никоим образом. Так что зря мы сидели с оружием в руках и напряжённо вглядывались в грохнувшую звонкими выстрелами ночь. Правду сказать, выстрелов-то этих было немного – раз-два и обчёлся.

Так понимаю, если начали стрелять, то что-то пошло не так… А потом в стрельбе наступила кратковременная пауза – сменилась тишиной, вспыхнули аэродромные посадочные прожекторы, начали по земле лучами словно руками шарить. Нащупали кого-то, уцепились, сошлись в одной точке. Даже от нас было видно, как взметнулись над травой в бледном жёлтом свете ломаные чёрные силуэты. Сразу же пару раз выстрелы негромко хлопнули, чей-то тоскливый вскрик раздался и тут же резко оборвался…

Сидим, ждём. А время идёт. В аэродромных казармах тревогу сыграли, караул, наконец-то, опомнился, активность проявил. Машина с солдатами прямо по полосе в ту сторону промчалась, пылюгу густую подняла. Хорошо ещё, что прибежал один из пассажиров, обрадовал доброй вестью – всё закончилось, можно спать…

Ага, так все сразу взяли и заснули! Сначала народ долго гадал, что там было и чем закончилось. Пришлось пару раз тихо рявкнуть, с первого раза не подействовало, слишком уж экипаж перевозбуждён был. А вот после второго окрика потихонечку успокоились. Не скажу, что все заснули, но что замолчали, так это точно. Только Маяковского это не касалось – как только отбой тревоги сыграли, так Владимир сразу и заснул. И ничего ему не помешало, даже не проснулся, когда «пассажиры» вернулись. Старый воин – мудрый воин…

Причём вернулись «пассажиры» без Батюшина и в несколько сокращённом составе. Мне на словах приказ генерала передали: «Ждать!» Спрашивать о возможных потерях не стал – вряд ли мне кто-нибудь что-то ответил бы. Да и смысла спрашивать не было – за меня это сделала наша охрана. А я невольно услышал. Обошлись без потерь. Но охрану вокруг самолёта никто не снял, значит и мне пока рано расслабляться! Тем более, в той стороне до сих пор какая-то возня продолжается. Да и моторы грузовиков с прожекторами тарахтят, ночь распугивают.

Короче, не до сна – так до подъёма и пролежал с открытыми глазами. Ох, не нравится мне в роли живца выступать… А ведь это ещё цветочки, здесь всё-таки наша земля. А вот дальше пойдёт чужая. Судя по всему, в покое нас не оставят. Что ж, мы готовы. И я покосился на пулемёты…

А там и небо на востоке посерело. Так что утро все мы встречали с радостью. И побудку сыграли рано-рано – вот как только горизонт начал светлеть, так и дали команду «Подъём!» Пока приходили в себя, перекусывали чем Бог послал, на улице-то и рассвело окончательно. Тут и машина с бензином приехала, пришлось организовывать заправку, перекачивать топливо из бочек в баки. Заодно и матчасть проверили и осмотрели, пополнили до уровня расходные жидкости. Это я о масле и воде говорю.

Сразу после заправки Батюшин подъехал с местным начальством. К самолёту близко никого из них не подпустил, остановил автомобиль метров за пятьдесят, распрощался с сопровождающими и дальше пошёл своим ходом. Доклад принял сначала от своих орлов, потом от меня. Поглядел внимательно, а у самого-то глаза красные от недосыпа. Но мундир словно только что из-под утюга вышел – ни единой мятой складки.

– Так говорите, что к вылету готовы? Тогда не будем задерживаться. Загружаемся и взлетаем!

– Маршрут остался без изменений?

– Пока да.

Не в настроении генерал разговор продолжать. Поэтому и я с вопросами не стал ему докучать. Хотя оговорку насчёт изменений в маршруте отметил. Ладно, готовимся к запуску!

Солнышко, правда, ещё не взошло, но когда нас подобные мелочи останавливали? Сняли и убрали маскировочную сеть, построил и проинструктировал экипаж. Летим на запад, к врагу. И надеяться на то, что у нас вот-вот начнётся перемирие, не нужно. Смотрим в оба! Опять же тут и Австрия рядышком, а с ней у нас пока война.

Прошлись с Игорем ещё разок вокруг самолёта, снова разбудили-всполошили в траве только что успокоившихся кузнечиков, осмотрели аппарат, удостоверились, что всё в порядке и разбежались по рабочим местам. Игорю-то хорошо, он, в отличие от меня, прекрасно выспался!

Запуск! Разбудили рёвом моторов окрестности, да и не только окрестности. Полагаю, что в утренней тишине и горожанам пришлось прервать свои сладкие сны. А, с другой стороны, после ночного переполоха со стрельбой вряд ли кто на городской окраине спал…

Ну а дальше всё просто. Запустились, выкатились из травы на укатанную грунтовую полосу, развернулись и взлетели. На взлёте успел быстренько осмотреться – а военных-то сколько нагнали! Весь аэродром служивыми окружён. Весьма удивился, когда броневики и артиллерию заметил. Ночью ничего не слышал, никакого рёва моторов не было. Выходит, всё это заранее к лётному полю подтянули? А как тогда нападающие через вот это всё на полосу просочились?

Удивился и тут же отбросил в сторону все посторонние мысли. Всё это уже в прошлом. А думают над ошибками и выводы делают пусть другие. Те, кому по службе положено. А у нас другая забота – разворот на курс, набор высоты и всё время неустанно крутим, крутим головой, внимательно смотрим по сторонам! Через полчаса полёта будем над линией соприкосновения войск. Ну, над линией фронта, если нормальным языком выражаться. Так что лететь что туда, что оттуда тут всего ничего, значит, можно и нарваться в любой момент. Особенно нам, с нашим-то особым заданием, ролью живца, и в свете последних событий.

Набрали высоту, летим и оглядываемся, осматриваемся, то есть. Все на своих рабочих местах, все делом заняты. Слышу, в кабину к нам кто-то карабкается. Сразу на душе как-то тревожно стало. Потому как кроме Батюшина сюда никто не полезет. А я за эти дни уже прочно связал появление генерала с обязательными последующими неприятностями. Вот сейчас новых вводных подкинет или ещё какой гадостной вестью обрадует…

Сижу, периодически кошусь взглядом в его сторону, а Николай Степанович первым делом к штурману наклонился. Карту рассматривают, карандашиком что-то на ней отмечают.

С Игорем переглянулись, в ответ на его вопросительный взгляд только плечами пожал. Я в точно таком же незнании пребываю. Пока пребываю. Наверняка после штурмана Николай Степанович и до нас доберётся. Побыстрее бы, потому что уже начинаю нервничать. Отвлекает нас от работы генерал своими секретами, а мы уже к линии фронта подходим. Нам вообще как бы отвлекаться не положено, а уж над чужой территорией, в особенности над территорией противника, «клювом никак нельзя щёлкать».

– Господа, меняем курс! – Батюшин аккуратно пристраивает на центральный пульт открытую на нужном листе гармошку карты штурмана. И карандашиком точку показывает. – Вот наша цель! Здесь будем рассчитывать посадку!

– На неподготовленную площадку? В Германии? Но, постойте… Это же невозможно! – опережает меня с вопросами Сикорский. – Вы отдаёте себе отчёт, насколько это может быть опасным?

А я молчу, внимательно вглядываюсь в карту и анализирую новую задачу. Вряд ли садиться мы будем чёрт знает куда. Наверняка место это не просто так выбрано, не с бухты-барахты. Если так, то нас там наверняка и встречать будут? Поэтому вопросы с посадкой можно отбросить. Главное здесь то, что это место находится в промышленном центре Германии, и лететь до него почти столько же, сколько и до Цюриха. То есть почти на пределе практической дальности. Останется, конечно, топлива ещё минут на сорок полёта, но это крохи. Рейс в один конец… М-да… Одно утешает – вряд ли генерал самолично согласился бы принимать участие в этой авантюре, если бы она действительно была авантюрой. И по всему выходит, что беспокоиться особо незачем. Теперь становится понятным, почему на нашем самолёте отсутствуют какие-либо опознавательные знаки. Безликие мы. Но это так себе отмазка, силуэт нашего самолёта настолько опознаваем, что даже таким образом спрятаться не получится. А кем опознаваем-то? Вряд ли каждая собака внизу способна его опознать? И ещё одно – самолёт-то этот может принадлежать кому угодно? Так? Так… В общем, остаётся самый главный вопрос – куда мы потом полетим? Какие ещё сюрпризы приготовило нам наше хитровы… мудренное командование? Поднимаю от карты глаза, ловлю на себе внимательный взгляд генерала, пожимаю равнодушно плечами: