В лесу - Тана Френч
Шрифт:
Интервал:
Вошел О’Келли и захлопнул за собой дверь, шум тотчас стих.
– Так, ребята, – нарушил он тишину, – добро пожаловать в операцию “Весталка”. Весталка – это вообще кто, если по-простому?
Названия операциям придумывают в Главном управлении. Они бывают разными – от очевидных до загадочных и откровенно странных. По всей видимости, образ маленькой девочки на древнем жертвеннике пробудил в ком-то культурные ассоциации.
– Принесенная в жертву девственница, – ответил я.
– Жрица, – добавила Кэсси.
– Зашибись, – пробурчал О’Келли. – Они хотят, чтобы все думали, будто тут ритуальное убийство? Чего они там вообще начитались?
* * *
Кэсси кратко ввела всех в курс расследования, старательно избегая упоминаний о деле 1984 года, – шансы, что дела связаны, все равно ничтожны, к тому же она сама собиралась в свободное время проверить эту версию. Затем мы распределили обязанности: обойти всех жителей поселка; организовать горячую телефонную линию и составить список дежурств на телефоне, а также список лиц, совершивших преступления сексуального характера и проживающих неподалеку от Нокнари; связаться с британскими полицейскими, морскими портами и аэропортами и выяснить, не приезжал ли в Ирландию в последние несколько дней кто-нибудь подозрительный; раздобыть медицинскую карту Кэти, ее документы из школы; досконально изучить прошлое Девлинов. Помощники бросились выполнять задания, а мы с Сэмом и Кэсси отправились навестить Купера.
Обычно на вскрытии мы не присутствуем. Как правило, туда отправляется кто-нибудь из побывавших на месте преступления, чтобы подтвердить, что тело то же самое (бирки на трупах, бывает, путают, и судмедэксперт звонит следователю и сообщает, что его “подопечный” умер от рака печени), но чаще всего мы перекладываем эту обязанность на полицейских рангом пониже или на криминалистов, а сами потом обсуждаем с Купером сделанные ими записи и снимки. По бытующей у нас в отделе традиции, ты обязан прийти на вскрытие, когда ведешь свое первое дело об убийстве, якобы для того, чтобы осознать всю серьезность новых обязанностей, однако все прекрасно понимают, что это обряд инициации, где тебя судят со строгостью, которой позавидовали бы члены первобытного племени. Я знаком с отличным следователем – он проработал в отделе уже пятнадцать лет, и тем не менее его по-прежнему называют Гонщиком из-за того, с какой скоростью он свалил из морга, когда патологоанатом извлек мозг жертвы.
Лично я выдержал доставшееся мне испытание (несовершеннолетняя проститутка, худенькие руки в синяках и дорожках от уколов), но повторять тот опыт желанием не горел. Я хожу на вскрытие лишь в редких случаях – удивительно, но они самые жуткие, – которые требуют самоотверженности. По-моему, с первого раза преодолеть это никому не под силу. Когда судмедэксперт срезает скальп и лицо жертвы, деформированное и бессмысленное, словно маска на Хэллоуин, сползает с черепа, разум твой бунтует.
Мы едва не опоздали, Купер как раз вышел из прозекторской. На голове у него была зеленая одноразовая шапочка, а халат из водоотталкивающего материала он уже снял и двумя пальцами держал чуть на отлете.
– Детективы, – его брови удивленно поползли вверх, – какая неожиданность. Если бы вы сказали мне, что собираетесь навестить нас, я, разумеется, ради вашего удобства подождал бы.
Вредничал он из-за того, что мы опоздали на вскрытие. Справедливости ради скажу, что еще даже одиннадцати не было, однако Купер приступает к работе с шести до семи, а уходит в три или четыре и любит, когда это учитывают. За это помощники его ненавидят, но ему плевать, потому что ненависть эта почти всегда взаимна. Купер знаменит великим множеством антипатий. Насколько мы успели выяснить, ему не нравятся блондинки, низкорослые мужчины, все, кто носит больше двух серег, те, кто часто повторяет “знаете”, и еще очень многие личности, не вписывающиеся ни в одну из этих категорий. К счастью, он когда-то решил, что мы с Кэсси ему нравимся, в противном случае отправил бы нас восвояси со словами, мол, ждите результатов вскрытия в письменной форме, причем написанных от руки, – все отчеты Купер пишет изящной чернильной ручкой, и сама эта идея никакого отвращения у меня не вызывает, вот только перенять ее я ни за что не осмелился бы. Бывают дни, когда меня не покидает тревога: вдруг лет через десять-двадцать я проснусь и обнаружу, что превратился в Купера?
– Ух ты! – Сэм явно решил подольститься к нему. – Вы уже закончили?
Купер наградил его холодным взглядом.
– Доктор Купер, я очень сожалею, что мы вот так неожиданно свалились вам на голову. Суперинтендант О’Келли устроил летучку, мы с трудом вырвались. – И я закатил глаза.
– Вон оно что. Ну разумеется. – Судя по тону, Купер считал, что упоминание имени О’Келли – вопиющая бестактность.
– Если вдруг у вас найдется время, может, расскажете нам о результатах?
– Ладно уж. – Купер испустил сдержанный вздох страстотерпца.
В действительности, как и любой мастер своего дела, Купер обожает хвастаться своими трудами. Он распахнул двери прозекторской, и в ноздри мне ударила волна – смесь смерти, холода и едкого спирта, заставляющая животное внутри нас инстинктивно съежиться.
В Дублине тела поступают в городской морг, но Нокнари к городу не относится, поэтому найденных в сельской местности жертв просто отвозят в ближайшую больницу, где и проводят вскрытие. Условия там бывают разные. В этой прозекторской, неряшливой, без окон, на зеленой плитке слоями собиралась грязь, а на старых раковинах темнели непонятного происхождения пятна. Единственные предметы, появившиеся здесь после 1950-х, – два патологоанатомических стола из нержавейки с тускло поблескивающими углами.
Кэти Девлин, обнаженная, лежала под безжалостными люминесцентными лампами, слишком маленькая для такого стола и почему-то еще более мертвая, чем вчера. Я вспомнил старое суеверие о душе, которая еще несколько дней после смерти бродит вокруг тела, потерянная и неприкаянная. Серо-белое тело наводило на мысли об инопланетянах из Розуэлла[9], с левой стороны темнела россыпь синюшно-бордовых пятен. Слава богу, помощник Купера уже пришил на место скальп и сейчас заканчивал V-образный шов на туловище – орудуя иглой, по размерам похожей на парусную, он накладывал размашистые стежки. На миг меня накрыл стыд за то, что мы опоздали, за то, что бросили ее, такую маленькую, одну, отдали на последнее поругание. Нам
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!