Господь, мы поднимаемся - Николай Петрович Гаврилов

очень слаб. Пусть отряд выдвигается, а он ещё полежит. Через день-два он вас нагонит.

Вскоре отряд парижан тронулся дальше, оставив больного мальчишку в лесу под навесом из веток. Рядом с ним положили полную флягу воды и несколько сухарей.

Никто его больше не видел. Отряд он так и не догнал. Может, он заблудился, может, примкнул по пути к другим отстающим. Но никто ни на секунду не усомнился, что Стефан его исцелил. Иначе и быть не могло, ведь пророк оставался в глазах детей всемогущим.

Пусть скептики думают, что хотят, но пока всё шло именно так, как предсказывал пастушок. Ещё на ярмарке в Сен-Дени, когда у него было всего несколько слушателей, мальчишка предсказывал, что умные и разумные взрослые не смогут ему помешать возглавить поход, о котором не слышали в веках, – так оно и вышло. Ни родители, ни учёные советы, ни сам король так и не смогли воспрепятствовать ему собрать многотысячную армию детей и провести их через полстраны к устью Роны, где в воздухе уже чувствовался далёкий запах моря.

Он говорил, что над идущими детьми будут раздвигаться тучи – и туч действительно не было, лето в этом году выдалось на удивление засушливым и солнечным. Он говорил, что и волоска с головы детей не упадёт, что в их стане не будет ни болящих, ни усталых. И, на первый взгляд, так оно и было, потому что все болящие и измождённые по пути отстали от основной массы, и их никто не видел рядом. Осталось только перейти море, чтобы каждый на земле понял, кто он есть на самом деле.

– Вот уже несколько дней я вижу один и тот же сон, – доверительно рассказывал Стефан своим ближайшим помощникам в шатре на привале. – Я захожу в море, оно бескрайнее. На небе – лицо монаха, который пришёл ко мне в Клуа. Но никто его не видит, только я. А затем, после молитв, море превращается в две огромные стены, обнажая дно. И это дно залито солнечным светом до горизонта. Я ухожу в свет, и дети уходят за мной.

– Мы все этого ждём, – очень серьёзно, без тени сомнений отвечал ему мальчишка-дворянин.

* * *

От Вандома до приморского Марселя более трехсот миль. Это по прямой линии на карте. По проселочным дорогам и лесным просекам все четыреста. Детскими ногами идти больше месяца. В начале похода в стране мало кто верил, что дети способны пройти столь великое расстояние. Проведут несколько ночевок в лесу, помёрзнут, поголодают и разбегутся по домам. Но теперь, когда дети прошли по горам Севенн, никто уже не сомневался, что их может остановить только море.

– Действительно, необыкновенный мальчик, – говорил о Стефане легат Папы настоятелю монашеской общины в Лионе, когда отряды детей прошли земли Лионского аббатства. – Его организаторским способностям может позавидовать любой из наших военачальников. Без обозов с припасами он сумел провести тысячи детей через полстраны, сохранив их общую численность. Понятно, что кто-то отстал, кто-то повернул обратно домой, но эти потери компенсировались примкнувшими к его воинству детьми из южных областей. По факту, он выведет к Марселю всё те же тридцать тысяч. Гениальный мальчишка! Наши бароны, ещё не отправившись в поход, первым делом начали бы грызться между собой за право влияния на короля, а этот мальчик сумел повести такую мудрую политику в общении с лидерами отрядов, что ссор там почти не возникает. Идеальная форма правления. Он сделал из себя некое божество, позволяя лидерам отрядов самостоятельно решать все насущные вопросы, контролируя только идею, которая и двигает детей вперёд.

– Но что будет, когда дети выйдут к побережью? Я думаю, никто всерьёз не думает, что произойдет библейское чудо и море расступится? – прервал легата настоятель Лионского монастыря.

– Вот это вопрос, который интересует всех, – улыбнулся легат. – Вы правы, лишь безумцы и фанатики верят, что дети каким-то образом сумеют пересечь море. Папа поэтому и не вмешивался, ибо знал, что игра закончится сама собой. Одно могу сказать точно, если пастушок сумеет найти нужные слова, чтобы сохранить дисциплину в отрядах и таким же организованным способом отправить детей обратно по домам, его ждёт блестящее будущее. Я лично буду писать Папе, чтобы он принял мальчишку в Ватикане. Он далеко пойдёт, если правильно его использовать. И кто знает, может, мы когда-нибудь ещё увидим его в кардинальской мантии.

Приблизительно такие разговоры происходили между многими взрослыми по всей стране. Никто, конечно, не верил, что дети каким-то образом могут оказаться в Палестине. Все: и король, и Папа, и родители, оставшиеся по домам, и родители, следующие за детьми, – все ожидали скорой неотвратимой развязки. Но сами дети думали по-другому, и в каждом отряде, по мере приближения к Марселю, только и слышалось: «Иерусалим, чудеса, мост через море».

* * *

Ранним туманным утром, в конце июля, спящую в зарослях густого кустарника косулю разбудил резкий треск ветки.

Мгновенно вскочив на ноги, рыжая, с белыми пятнами на брюхе косуля несколько секунд настороженно шевелила ушами. Ноздри на чёрном влажном носу расширились. Зверь принюхивался к запахам леса, пытаясь выделить из них что-то постороннее.

Покрытые зеленью горы стояли в полной тишине. Грабы, каштаны, кустарник, жёлтые скальные обрывы, балки и лощины с гниющими в прошлогодней листве поваленными стволами деревьев – всё источало привычные запахи, к которым примешивался запах близкого моря. Треск веток больше не повторялся. Шелестела на слабом ветру листва.

Постояв, косуля фыркнула и, осторожно ступая, вышла на небольшую, покрытую солнечными пятнами поляну. Уши её по-прежнему настороженно двигались.

Дальше всё произошло неожиданно. Из-за деревьев послышался неясный шум, что-то свистнуло, и в её бок воткнулась стрела. Косуля резко бросилась в сторону, упала, забилась на земле, попыталась вскочить на ноги, и в следующее мгновение на неё навалилось несколько грязных оборванных мальчишек, нестерпимо пахнущих человеческими запахами.

– Держи её! Нож!!! Да давай же нож! Горло, горло режь, – кричали мальчишки.

Бьющиеся ноги косули придавили к земле. Широкий, с костяной рукояткой нож нестерпимо медленно и тупо въедался в мокрую от крови шерсть. Издав булькающий, всасывающий звук, косуля ещё несколько раз сильно дернулась, затем её расширенные от ужаса и боли чёрные глаза остекленели.

– Давай ее сразу разделывать. Разожгите костёр. Мария, набери сухих сучьев, – крикнул сидящий верхом на косуле мальчишка с прилипшей к мокрому от пота лбу прядью светлых волос, весь измазанный липкой кровью.

– Вот повезло. Столько дней одними грибами да каштанами питаемся, – весело перекрикивались другие мальчишки.

Через десять минут туша косули была освежевана. На тлеющие угли положили