Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

руку бокал. Я лихорадочно вспоминала. Да нет, последнее, чтобы бы мне пришло сегодня утром в голову, так это заглядывать в корзины для мусора. Я вздохнула. Наше с Марком помешательство к концу дня, в обсуждении с соседками по комнате представлялось настолько мерзким событием, что о нем и говорить-то не хотелось. Хотелось забыть поскорее.

— Ну, что, за свободу? — Эльза вытянула перед нами свой бокал.

Мы чокнулись. Выпили по глотку.

— Это как сказать. Маша ведь замуж собралась, — педантично поправила Эльзу Мия.

— Во-первых, пока не собралась, — ввязалась я в дискуссию, чувствуя, как терпкое вино разливается теплом по сосудам, а из них стремительно оседает в мышцах легкой слабостью, — А, во-вторых, брак с Платоном — это ведь тоже свобода от Марко. Своеобразная, не спорю. Но свобода же!

— И ведь не поспоришь, — повеселела Эльза, — Выпьем.

Перепить немцев и англичан? Бессмысленное занятие. Чем дольше живу вне России, чем больше убеждаюсь, мифы о русском пьянстве сильно преувеличены. Русским нипочем не победить в этом тех же англичан. И немцев, если уж на то пошло. Да что там, любой житель Нидерландов заткнет русского в этом деле за пояс. А по части пьяных неприятностей кто мы в сравнении с поляками. Да дети просто! Вот и я ощутила на себе алкогольный позор нации. После третьей бутылки меня уже клонило в сон. Зато Эльза с Мией и не думали останавливаться. Оказалось, что у обеих моих соседок невообразимые запасы алкоголя. И они все открывали новые бутылки, все наливали и наливали нам новые порции. Потом стали смешивать коктейли. Вместо шейкера используя бутылку для воды, которою Мия берет с собой на пробежки. Эльза притащила колонку, врубила музыку. Одна за другой понеслись песни феминистского толка. И всякое такое бодрое, про духовное возрождение. Я даже подумала, что у нее все эти треки собраны в специальную папочку, которую она назвала как-то типа «Гори в аду Марко Сеймур». Мы танцевали. Чокались, пили, обнимались. Никогда я не чувствовала такого единения с другими людьми. Тем более с девушками. Нет, Мия всегда была замечательной, а Эльза в основном терпимой. Но этой ночью мы вдруг стали боевыми подругами, командой, готовой действовать слажено и стоять друг за друга горой. И дело тут было вовсе не в выпивке. А в песнях, наверное. Они все пели про нас. Про то, как мы боремся за себя в этом непростом, полном подонков типа Марко Сеймура мире.

' At first I was afraid

I was petrified

Kept thinking I could never live

Without you by my side…'

Мы замерли, вслушиваясь и узнавая. Старая песня еще наших бабушек продирала до мурашек.

— И! — первой взвизгнула Эльза и подняла, расплескивая, над головой бокал с коктейлем, которое они с Мией назвали, ну да, «Мерзкий Марко».

— Да! — крикнула Мия и, тоже подняв бокал над головой, задергалась в танце.

— Ненавижу! — в такт подпевала Эльза и пристроившись задом к Мии энергично задвигала бедрами.

Я прыгала вокруг них, размахивая бокалом и щедро поливая их миксом из водки, черничного сиропа и ликера «Bluе Curacao».

В какой-то момент нам показалось, что энергии в комнате слишком много. И если ее не выпустить наружу, она просто разорвет здание, как неправильно эксплуатируемый газовый баллон. Кто-то, кажется, умеренно благоразумная доселе Мия распахнула окно и первая крикнула в чопорную английскую ночь:

— Марко Сеймур поганый бабник!

— Марко, презираю тебя! — проорала Эльза.

— Не приближайся к нам! — вопила Мия.

— Чтобы отвалился твой маленький вонючий член!

— Потеряй его в штанах, Марко Сеймур!

Их крики впечатывал в канву вселенной бодрый ритм «Iwill Survive». Мы танцевали, пили, девчонки кричали в окно. И вдруг четыре руки толкнули меня в холодный воздух. Так сильно, что я по пояс вывалилась в промозглую тьму. Не высоко, третий этаж, не страшно. Тем более после выпитого.

— Ори, это важно! Это обряд очищения! — крикнула за спиной Мия.

— Да! — взвизгнула Эльза, и выпив, повторила на той же высокой ноте, — Да!

Я хотела назад, в комнату. Не любитель я кричать по ночам. Даже пьяной.

— Ну же! — нетерпеливо подпихнула меня в спину Мия, — Давай, не бойся!

— Крикни ему в рожу! — орала за спиной Эльза.

«I will survive…» — угасала песня.

Я зажмурилась. Не отстанут же. Набрав в грудь побольше воздуха, я послушно заорала:

— Марко Сеймур!

И распахнув глаза, замерла подавившись собственным воплем. Сердце вдруг ухнуло вниз, потом подпрыгнуло к горлу, потом сильно ударилось о ребра. Бух, бух, бух. Мгновенно вспотев, я с силой оттолкнулась ладонями от внешнего подоконника. Но лишь навалилась на Мию, которая, ничего не понимая, продолжала меня удерживать снаружи.

— Скажи! — уговаривая, прошептала она мне в ухо, — Сейчас это важно для тебя! Ты должна это сказать! Себе, Маша! Скажи это себе!

Он стоял там внизу. И смотрел на меня, прожигая взглядом. Странный, не похожий на себя, в расстегнутой на несколько пуговиц рубашке, с болтающимся петлей повешенного галстуком. Одна рука в кармане, а на губах все та же надменная полуулыбка. Он смотрел мне в душу и ждал.

— Марко Сеймур… — голос сорвался на хрип.

— С ума сошла?! — возмутилась в затихшей комнате Эльза, — Ты нас предаешь, подруга!

— Соберись! — Мия всунула мне в руку полный бокал.

Да, я должна отвоевать у него свое право на жизнь. На жизнь без его прожигающего взгляда. Без его твердых пальцев и без его мягких, ласкающих губ.

Я выпила залпом что-то горькое и чрезмерно этиловое. Выдохнула, глянула прямо ему в глаза и заорала:

— Марко Сеймур, ты говнюк!

Повисла тишина. Внизу, под фонарем, Марко пошатнулся, словно мои слова пробили ему грудь. Потом поднял руку с бутылкой. Отсалютовал мне. Опять криво ухмыльнулся. Вышло у него как-то грустно. Он выпил из горлышка, выдохнул и снова уставился на меня. А я замерла, стремительно трезвея. Зря я напилась. Алкоголь это всего лишь иллюзия свободы. Но по-настоящему я все еще принадлежу ему. Этому мужчине под фонарем. Я не верила в собственные слова, которые проорала ему в лицо. Нет, они не от сердца. От головы, которая желает избавления. Но в этом споре сердце сильнее. И упрямее. Я прямо сейчас готова броситься к этому говнюку Марко, обнять, вжаться в его тело с силой, чтобы согреться. Я только сейчас поняла, как замерзла. Да меня же всю трясло! И вовсе не от мокрой осенней ночи. От одиночества. Теперь я точно знала, без него мне всегда будет холодно.

За спиной комната вздрогнула вступлением новой бодрой песенки. И я вздрогнула.

— Маша, закрой