Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс

— Простите, — автоматически говорю я.

Но когда я останавливаюсь и поднимаю глаза, то вижу, что женщина тоже остановилась и что в руках у нее микрофон. Неожиданная вспышка света заставляет меня вздрогнуть, и, подняв голову, я замечаю в нескольких футах от себя фотографа.

— Какие чувства вызывает у вас перспектива тюремного заключения, Дженна?

— Что? Я…

Микрофон поднесен так близко, что едва не касается губ.

— Вы будете продолжать считать себя виновной? Как вы думаете, что сейчас ощущает семья Джейкоба?

— Я… да… я…

Люди толкают меня со всех сторон, сквозь сплошной гул репортеры выкрикивают вопросы, которые я не могу разобрать. Здесь так шумно, будто все происходит на футбольном стадионе или на каком-то концерте. Мне трудно дышать, а когда я пытаюсь отвернуться, меня толкают в противоположную сторону. Кто-то тянет меня за пальто, я теряю равновесие и тяжело падаю, но кто-то грубо снова ставит меня на ноги. Я вижу неаккуратно сделанный плакат, который поднят высоко над головами небольшой толпы протестующих. Тот, кто его делал, первые буквы написал слишком большими, так что последние пришлось сжимать и втискивать, чтобы поместилась вся фраза: «Правосудия ради Джейкоба!»

Вот оно что. Именно этот гул я и слышала.

— Правосудия ради Джейкоба! Правосудия ради Джейкоба!

Они скандируют это снова и снова, пока мне не начинает казаться, что крики эти идут сзади и вообще со всех сторон. Я оглядываюсь по сторонам, ищу свободное пространство, но тут тоже люди. Кофе выпадает у меня из рук, крышечка слетает при падении, горячая жидкость забрызгивает мои ботинки и течет по ступенькам. Я снова спотыкаюсь, и на мгновение мне кажется, что я сейчас упаду и буду затоптана обозленной толпой.

— Мразь!

Мои глаза выхватывают перекошенный от злости рот и пару громадных сережек, раскачивающихся из стороны в сторону. Женщина издает какой-то утробный звук в глубине горла и выплевывает липкий результат этого усилия мне в лицо. Я отворачиваюсь как раз вовремя, так что слюна попадает мне только на щеку и тянется вниз по воротнику пальто. Это шокирует, как будто женщина ударила меня кулаком в лицо. Я вскрикиваю и заслоняюсь руками, ожидая новых нападок.

— Правосудия ради Джейкоба! Правосудия ради Джейкоба!

Я чувствую, как кто-то крепко хватает меня за плечо, и напрягаюсь, выворачиваюсь, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках спасения.

— Давайте-ка пройдем на служебный выход.

Это ДИ Стивенс. Он энергично подталкивает меня вверх по ступеням в здание суда, лицо у него угрюмое и решительное. Как только мы благополучно проходим охрану службы безопасности, он отпускает меня, но ничего не говорит, и я просто следую за ним через многочисленные двойные двери в тихий внутренний двор в дальнем конце здания. Жестом он показывает мне в сторону ворот.

— Так вы выйдете на автобусную остановку. Вы в порядке? Есть кто-то, кому я мог бы позвонить, чтобы вас забрали?

— Я в норме. Спасибо. Не знаю, что бы я делала, если бы вас там не оказалось.

На секунду я беспомощно закрываю глаза.

— Чертовы стервятники, — говорит ДИ Стивенс. — Пресса твердит, что делает свою работу, но они не остановятся, пока не получат свой материал. А что до этих протестующих… Скажем так: в этой команде есть несколько записных скандалистов, только плакаты у них постоянно меняются, как в калейдоскопе, — что бы ни происходило, на ступеньках суда всегда можно встретить одни и те же гневные физиономии. Так что не принимайте все это на свой счет.

— Попробую.

Я криво улыбаюсь и разворачиваюсь, чтобы уйти, но он останавливает меня.

— Мисс Грей?

— Да?

— Вы когда-нибудь жили в доме сто двадцать семь по Грэнтем-стрит?

Я чувствую, как кровь мгновенно отхлынула от моего лица, и с трудом выжимаю из себя улыбку.

— Нет, инспектор, — медленно говорю я, тщательно следя за своими словами. — Нет, я там никогда не жила.

Он задумчиво кивает и поднимает руку в прощальном жесте. Уже идя к калитке, я оборачиваюсь через плечо и вижу, что он все еще стоит на месте и внимательно смотрит мне вслед.

К моему немалому облегчению, поезд на Суонси почти пустой. Я тяжело падаю на сиденье и закрываю глаза. Меня до сих пор трясет после встречи с протестующими демонстрантами. Я смотрю в окно и облегченно вздыхаю при мысли, что еду обратно в Уэльс.

Четыре недели… У меня есть четыре недели, прежде чем я отправлюсь в тюрьму. Это кажется невообразимым, но на самом деле все реально до предела. Я звоню Бетан, чтобы сообщить ей, что сегодня вечером возвращаюсь домой.

— Тебя отпустили до суда?

— До семнадцатого марта.

— Это хорошо. Или нет?

Она явно смущена отсутствием энтузиазма в моем голосе.

— Ты ходила сегодня на берег? — спрашиваю я у Бетан.

— В обед водила собак на обрыв. А что?

— Там на песке ничего не было написано?

— Там не было ничего необычного, — смеется она. — А чего ты ожидала?

Я снова облегченно вздыхаю. Я уже начинаю сомневаться, что видела тогда буквы на песке.

— Да так, ничего, — говорю я. — Скоро увидимся.

Я добираюсь до Бетан, и она приглашает меня поесть, но я сейчас — плохая компания для кого бы то ни было, так что благодарю и отказываюсь. Она все же настаивает на том, чтобы дать мне что-то из еды с собой, и я жду, пока она наливает суп в пластиковую банку. Проходит почти час, когда я наконец целую ее на прощание и увожу Боу по тропинке к коттеджу.

Дверь настолько покорежило во время ненастной погоды, что я не могу ни повернуть ключ, ни открыть дверь. Я упираюсь плечом в деревянные доски, и дверь немного подается. Этого достаточно, чтобы освободить зажатый замок, и я поворачиваю ключ, который теперь бесполезно вращается во все стороны. Боу принимается яростно лаять, и я говорю, чтобы он успокоился. Если бы Йестин пришел починить замок, когда я в первый раз сказала, что он заедает, все было бы проще. А теперь мои постоянные насильственные поворачивания ключа в механизме сделали эту задачу намного сложнее.

Я выливаю суп Бетан в кастрюлю и ставлю ее на плиту, а хлеб кладу рядом. В коттедже холодно, и я ищу какой-нибудь свитер, но внизу ничего такого нет. Боу волнуется и бегает по гостиной, как будто отсутствовал здесь гораздо дольше, чем одни сутки.

Сегодня с лестницей что-то не так, только я не пойму, что именно. Когда я вошла, еще не окончательно стемнело, и все же не было видно света, который должен был