Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

когда мы наедине, я тоже называю тебя Учитель. Не думаешь, что это как-то очень скучно?

Чу Ваньнин не собирался покупаться на его уловки:

— Не думаю.

— … — так как эта хитрость не сработала, Мо Жань тут же изменил тактику и, притянув к себе Чу Ваньнина, начал повторять на все лады, — Учитель, Учитель, Учитель, — при этом с каждым разом его голос звучал все приторнее и сальнее, отчего волоски на спине Чу Ваньнина поднялись дыбом. В конце концов его терпение лопнуло и, схватив лежащий рядом свиток, он шлепнул Мо Жаня по щеке.

— Замолчи.

Свиток был очень толстый, да и шлепнул он слегка и совсем не больно.

Улыбающийся Мо Жань отвел от своего лица руку со свитком, открыв прекрасный вид на свою исключительно красивую физиономию:

— Боюсь, что настолько привыкну называть Учителя подобным образом, что могу случайно забыться и позвать так при посторонних. Поэтому я просто вынужден настаивать на том, чтобы придумать для нас с тобой отдельное обращение.

Сдвинув брови, Чу Ваньнин спросил:

— Но если ты придумаешь другое обращение, неужто по привычке не назовешь меня им перед чужими людьми?

Мо Жань лишь тяжело вздохнул:

— Почему ты не хочешь заглотить ни один из моих крючков?

— … — подобная метафора не слишком обрадовала Чу Ваньнина и, придя в еще более дурное расположение, он опустил голову и принялся читать свой свиток, не обращая никакого внимания на лежавшего на его столе ученика, то и дело игриво сдувающего со своего лба растрепанную челку.

Так, в относительном мире и согласии, они просидели ровно минуту, прежде чем неугомонный Мо Жань жалобно протянул:

— Я хотел попросить Учителя о милости.

— Хм?

— Ши Мэй и Сюэ Мэн, да и все остальные называют тебя Учителем. Я тоже называю тебя Учителем. Нет никакой разницы. А я… я ведь не так уж много и прошу, просто какое-то другое обращение… чтобы только я мог так тебя называть.

Чу Ваньнин опустил руку, сжимающую свиток и, распрямив плечи, строго взглянул на него.

— Я не буду слишком часто тебя так звать, — густые и длинные ресницы Мо Жаня опустились, отбрасывая тонкие тени на его нос, — Только изредка… неужели это тоже нельзя?

— …

— Ну раз нельзя, так нельзя, — с каждым словом Мо Жань выглядел все более несчастным. — Тогда я не буду просить, больше не буду.

В конце концов, Чу Ваньнин не выдержал и сдался.

Пусть он был старше Мо Жаня почти на десять лет, но перед «мягкой силой[194.4]» этого ласкового попрошайки весь его жизненный опыт в итоге оказался совершенно бессилен.

После того как он чуть кивнул головой, этот талантливый красавец расцвел настолько ослепительной улыбкой, что в какой-то момент Чу Ваньнин почувствовал себя немного обманутым…

Со стороны казалось, что на любое предложение он свирепо скалил зубы и выпускал когти, но в конечном итоге именно Чу Ваньнин практически всегда шел на компромисс с Мо Жанем, во всем потакая его желаниям.

Он и правда был похож на рыбку, которая очень долго петляет вокруг да около, но в какой-то момент у нее мутится в голове, и она все равно заглатывает этот блестящий крючок по имени Мо Жань.

— Хорошо, как я должен к тебе обращаться? — спросил «крючок».

Чу Ваньнин спокойно ответил:

— Как хочешь.

— Как это «как хочу». Не будь таким небрежным, это ведь очень важный вопрос.

Мо Жань надолго задумался, вот только особой тактичностью он никогда не отличался, и на то, чтобы придумать что-то оригинальное и красивое ему просто не хватало ума, поэтому оставался только один подходящий вариант:

— Золотце?

Чу Ваньнин сразу же вспомнил ту самую иллюзию и торопливо сказал:

— Что-то другое.

— Дорогой[194.5] Чу?

Чу Ваньнина действительно чуть не стошнило от такого обращения. С самым мрачным выражением лица он спросил:

— …Тогда, может, мне стоит называть тебя сестричка[194.6] Жань?

— Ха-ха-ха, действительно, как-то не очень хорошо звучит, — Мо Жань со смехом почесал в затылке и опять нахмурил брови, усердно размышляя. Но чем более напряженно он думал, тем хуже это у него получалось, — маленькое драгоценное золотце Чу?

Договорив, он и сам пришел в ужас от того, что сказал и, обхватив голову руками, совсем пригорюнился.

Наблюдая за его плачевным состоянием, Чу Ваньнин не смог удержаться от смеха:

— Все же не надо тебе много думать. Какой смысл голову ломать, если результата все равно нет? В итоге неловко нам обоим.

Хотя Мо Жань понимал, что он прав, но все же не мог так просто смириться и со смехом ответил:

— Просто подожди, вот сейчас я еще хорошенько поразмыслю и точно придумаю самое подходящее тебе прозвище.

После этого, схватив Чу Ваньнина за загривок, он подтянул его ближе и, усадив к себе на колени, начал пялиться на него, да так усердно, что тому стало неловко:

— Зачем ты это делаешь?..

Мо Жань лишь вздохнул и пробормотал:

— Сколько бы я ни смотрел, все равно не могу сдержаться.

— Что за бардак… ты…

Прежде чем он успел договорить, теплые и влажные губы Мо Жаня закрыли его рот, наполнив его ароматом медовой свежести. Крепко обняв сидящего на его коленях Чу Ваньнина, Мо Жань вовлек его в долгий глубокий поцелуй, а шум дождя снаружи заглушили смущающие и влажные звуки от соприкосновения и сплетения их губ и языков.

Когда они разделились, Чу Ваньнин медленно открыл увлажнившиеся глаза, внутренне разрываясь между желанием посмотреть на Мо Жаня и одновременно не осмеливаясь взглянуть на него.

Мо Жань улыбнулся, ведь ему было хорошо известно, что, несмотря на то, что Чу Ваньнин очень стеснительный, стоило ему обнять его, их сердца начинали биться в унисон, и он ничего не мог с собой поделать, самозабвенно отвечая на все его ласки и поцелуи.

— На самом деле, никакое прозвище не сможет отразить, насколько ты замечательный.

— Хм?

— Не важно, — Мо Жань рассмеялся и, в конце концов, огласил единственное, что подходило идеально, — Учитель самый лучший.

Чу Ваньнин прислонился к его плечу, и его захлестнула такая приторная сладость[194.7], что он просто не знал, что делать со своими чувствами.

Оседлав колени Мо Жаня, даже сквозь одежду он ясно мог почувствовать его твердый и горячий член и этого было