Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

Жань-эр, первое требование к человеку, который хочет укротить Развратную Тыкву — это никогда не иметь любовных связей.

Мо Жань: — …

Тем временем у выпивавшей с Чу Ваньнином Пьяной Тыквы «голова», наконец-то, пошла кругом, и, потеряв равновесие, она упала на землю и лопнула. Когда густой зеленый дым развеялся, на камнях осталась лежать маленькая бледно-розовая тыковка из яшмы. Быстро засунув ее в свой мешок цянькунь, довольный Сюэ Чжэнъюн заявил:

— Ха-ха, вот это я понимаю, наш Юйхэн! Давай, теперь раскатай эту Распутную Тыкву.

Несмотря на невозмутимое выражение лица, Чу Ваньнин опустил взгляд, словно не желая смотреть в глаза Сюэ Чжэнъюну:

— Не буду.

Не только Сюэ Чжэнъюн, но и все ученики и старейшины застыли от удивления.

— А... почему?

— …Перепил и устал.

Сюэ Чжэнъюн был не глуп. Уж он-то знал, что даже тысяча чарок не свалит с ног Чу Ваньнина, а значит, все это не более чем отговорки.

Он так пристально уставился на невозмутимого мужчину в белых одеждах, что под его настойчивым взглядом Чу Ваньнин не выдержал и, взмахнув рукавом, отвернулся. Внезапно Сюэ Чжэнъюна осенило и, пораженный этой идеей, он бездумно брякнул:

— Юйхэн, неужели ты…

Уши Чу Ваньнина неожиданно покраснели. Вспыхнув от гнева, он резко повернулся и пронзил его мечущими молнии глазами феникса:

— Что за вздор?!

Сюэ Чжэнъюн тут же словно онемел, так и не произнеся вертящееся у него на языке «неужели ты женат». Всю жизнь следуя по пути укрощения сердечных желаний, разве мог такой человек, как Чу Ваньнин пойти на это?

Ярчайшая звезда ночного неба Юйхэн, почитаемый всеми святой Бессмертный Бэйдоу имеет с кем-то любовную интрижку? Да кто в это поверит?

Встревоженный не на шутку Сюэ Чжэнъюн хлопнул рукой по ноге и потребовал:

— Ты должен хотя бы попробовать, иначе эта тыква так и будет бродить здесь. Пусть напрямую она людям не вредит, но в итоге допечет нас всех до смерти. Кроме того, эта наглая тыква такая толстокожая, что нам и за пять лет с нее кожуру не снять.

— …

Чу Ваньнин бегло осмотрел толпу учеников: во всех обращенных на него взглядах не было даже тени сомнения в его репутации и способности победить Распутную Тыкву, и лишь в глазах Мо Жаня он прочел угрызения совести. Заметив румянец, проступивший на его щеках, Чу Ваньнин мрачно выругался про себя. Как идти вперед, так и отступать было одинаково плохим решением, однако, если сейчас прикинуться разгневанным и покинуть площадь, то в будущем вряд ли удастся избежать пересудов. В итоге он решился:

— Тогда я попробую.

Распутная Тыква в мгновение ока перенесла Чу Ваньнина в свое нутро и удовлетворенно завертелась на месте. Все ученики Пика Сышэн были уверены, что стоит Чу Ваньнину попасть внутрь, и он очень быстро укротит бесстыжего демона, и только Мо Жань знал…

Самый целомудренный бессмертный этого мира, теперь был не так уж и чист. Совсем недавно, той самой дождливой ночью в городке Учан, в сумраке маленького гостиничного номера, их губы, зубы и тела, сплетались на сбитой постели так, что не разорвать...

Тогда он своими руками испачкал его.

Чу Ваньнин открыл глаза.

В чреве тыквы оказался совсем иной мир, чем-то похожий на один из его навязчивых снов.

Как и говорилось в легендах, внутри Распутной Тыквы горели алые свадебные свечи, а стены были задрапированы красными полотнами с начертанными на них традиционными пожеланиями «двойного счастья» молодоженам. Пройдя вперед, он увидел огромную кровать из красного палисандра, покрытую толстым одеялом, на столике рядом стояли чаши с красными финиками и арахисом. От алых занавесок до постельного белья — все здесь было идеально подготовлено для первой брачной ночи.

Прислуживала новобрачным лишь одна служанка, которая, возможно, и была воплощением Духа Распутной Тыквы. Превратившись в старушку с волосами болотного цвета, она стояла у входа и приветствовала его широкой улыбкой, обнажив зубы, цветом напоминающие голубовато-зеленый нефрит.

Чу Ваньнин прекрасно понимал, что не сможет подчинить себе Распутную Тыкву, поэтому, не желая тратить время на пустую болтовню, шагнул вперед и сказал:

— Бабуля, просто дай мне уйти. Не нужно просить меня поднимать вуаль.

Старушка с самым доброжелательным выражением лица пробубнила:

— Угу-угу.

— …

Он никак не ожидал, что прислужница окажется неспособной воспринимать человеческую речь и мозгов у нее будет меньше, чем у Пьяной Тыквы. Похоже, она не могла понять просьбу Чу Ваньнина, так что ему ничего не оставалось, как, скрепя сердце, с тяжелым вздохом подойти к кровати.

В изголовье кровати, расправив плечи и выпрямив спину, сидел человек. Его верхняя одежда черного цвета была украшена весьма мрачным орнаментом с изображением дракона, а багряные нижние одежды — золотой вышивкой перьев феникса, на ногах алые туфли[193.1] на высокой деревянной платформе, голова покрыта шелковой вуалью, через которую нельзя было разглядеть лицо.

Ковыляя, старушка неспешно подошла к Чу Ваньнину. Из облачка дыма в ее руках появился жезл-жуи[193.2] из зеленого нефрита. Передав его Чу Ваньнину, она сделала приглашающий жест.

Несмотря на то, что Чу Ваньнин вовсе не жаждал увидеть разодетого, словно невеста, Мо Жаня и ему было тошнотворно даже думать об этом, он, припомнив, как когда-то в Цайде ему пришлось носить одежду невесты для посмертного брака, решил, что будет неплохо, если и Мо Жань примерит на себя это дурацкое платье.

— …

Все правильно! Око за око, унижение за унижение.

Постояв немного, Чу Ваньнин сделал глубокий вдох и решительно шагнул вперед.

Старуха поторопила его:

— Угу-угу.

— Да понял я, имей терпение.

Стоило ему жезлом-жуи сдернуть с головы «невесты» красный шелк, и глаза Чу Ваньнина широко распахнулись от изумления:

— Это ты?..

Когда шелковая вуаль спала, в свете красных свечей Чу Ваньнин увидел мужчину в императорском венце с девятью жемчужными нитями[193.3]. Он поднял голову, свет и тени от жемчужной завесы заиграли на его бледном и красивом лице. Черные глаза взглянули на Чу Ваньнина с нескрываемой иронией и ехидством. Чуть вздернув подбородок, этот человек одарил Чу Ваньнина насмешливой улыбкой… и тот невольно оцепенел...

Это в самом деле был Мо Жань, но с каким-то уж слишком нездорово-бледным цветом лица и совершенно больными глазами. Если подумать, на всем облике этого Мо Жаня лежал отпечаток какой-то неправильности на грани ненормальности.

— Ну надо же, похоже в глубине своего сердца Чу Ваньнин так и не смог забыть этого достопочтенного, – увидев его