Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс

Судья Кинг вздыхает.

— Миссис Джефферсон, неужели есть необходимость напоминать вам, сколько еще сегодня дел к рассмотрению? У вас было шесть недель на консультации с клиенткой.

— Прошу прощения, Ваша честь, но только что стала известна новая информация, которая может существенно смягчить вину моей подзащитной.

— Что ж, хорошо. У вас есть пятнадцать минут, миссис Джефферсон, по окончании которых я твердо намерен вынести решение по вашей подзащитной.

Судья Кинг покидает зал суда, а в загородку заходит охранник, чтобы вывести меня в камеру.

— Что происходит? — спрашиваю я у него.

— Бог его знает, красавица, но вечно одно и то же. То вверх, то вниз, как это чертово йо-йо.

Он препровождает меня в душную комнатку, где я за час до этого разговаривала со своим адвокатом. Почти сразу за нами туда входит Рут Джефферсон, за которой следует ДИ Стивенс. Рут начинает говорить еще до того, как за ним закрылась дверь.

— Вы сознаете, мисс Грей, что препятствование отправлению правосудия — это проступок, к которому суд относится со всей строгостью?

Я молчу, а мой адвокат садится и подтыкает под парик выбившуюся прядь темных волос.

ДИ Стивенс лезет в карман и бросает на стол паспорт. Мне не нужно открывать его, чтобы понять, что он мой. Я смотрю на него, потом перевожу взгляд на раздраженного барристера и осторожно касаюсь паспорта. Я вспоминаю, как перед нашей свадьбой заполняла формуляр для смены фамилии. Перепробовала тогда сотню разных подписей и спрашивала у Иена, какая из них более взрослая, более моя. Когда принесли этот паспорт, он был первым осязаемым доказательством изменения моего статуса, и я не могла дождаться момента, когда предъявлю его в аэропорту.

ДИ Стивенс наклоняется и опирается ладонью о стол, так что его лицо оказывается на одном уровне с моим.

— Вы больше не должны покрывать его, Дженнифер.

Я вздрагиваю.

— Пожалуйста, не называйте меня так.

— Расскажите мне, как это случилось.

Я молчу.

ДИ Стивенс говорит спокойно, и от этого спокойствия я чувствую себя основательнее и в большей безопасности.

— Мы больше не позволим ему причинять вам боль, Дженна.

Выходит, они все знают. Я делаю медленный выдох и смотрю сначала на ДИ Стивенса, потом на Рут Джефферсон. Внезапно я чувствую себя обессиленной. ДИ Стивенс открывает коричневую папку, на которой я вижу надпись — «Петерсен». Моя фамилия по мужу. Фамилия Иена.

— Масса обращений, — говорит он. — От кого угодно — соседей, докторов, просто прохожих, — но только не от вас, Дженна. Вы никогда нам не звонили. А когда мы пришли к вам, вы не стали с нами говорить. Не выдвинули против него обвинений. Почему вы не позволили нам помочь вам?

— Потому что он бы меня убил, — говорю я.

Наступает пауза, после которой ДИ Стивенс продолжает:

— Когда он впервые ударил вас?

— Это имеет какое-то отношение к делу? — спрашивает Рут, поглядывая на часы.

— Да, — резко отвечает ДИ Стивенс, и адвокат, щуря глаза, откидывается на спинку стула.

— Это началось вечером в день нашей свадьбы.

Я закрываю глаза и вспоминаю боль, явившуюся ниоткуда, и стыд оттого, что моя супружеская жизнь развалилась, так и не начавшись. Вспоминаю, каким нежным был Иен, когда вернулся, как осторожно он ласкал мое разбитое лицо. Я тогда сказала, что прошу прощения, и после этого повторяла эти слова еще семь лет.

— Когда вы обратились в кризисный центр на Грэнтем-стрит?

Я удивлена тому, как много им известно.

— Я туда не обращалась. Они заметили мои синяки в больнице и стали спрашивать о моей семейной жизни. Я им ничего не сказала, но они дали мне свою карточку и сказали, что я могу обращаться туда, если понадобится, и что там я буду в безопасности. Я не поверила им — как я могу быть в безопасности, находясь так близко от Иена? — но карточку сохранила. С ней я чувствовала себя не такой одинокой.

— Вы никогда не пытались уйти от него? — спрашивает ДИ Стивенс. В глазах его читается нескрываемая злость, но направлена она не на меня.

— Множество раз, — говорю я. — Иен уходил на работу, а я принималась собирать свои пожитки. Ходила по дому, выбирала памятные вещи и обдумывала, что можно было бы реально взять с собой. Я даже складывала все это в машину — понимаете, это все еще была моя машина.

ДИ Стивенс непонимающе мотает головой.

— Она была по-прежнему зарегистрирована на мою девичью фамилию. Сначала это получилось ненамеренно — это был просто один из моментов, о котором я после свадьбы забыла, — однако потом стало по-настоящему важно. Иену принадлежало все: дом, бизнес… Я начала чувствовать себя так, будто я больше не существую, что я превратилась в еще один объект его собственности. Поэтому я специально не перерегистрировала свою машину. Пустяк, конечно, я понимаю, но… — Я пожимаю плечами. — Я все упаковывала, а потом аккуратно вынимала и расставляла по своим местам. Каждый раз одно и то же.

— Почему?

— Потому что он все равно нашел бы меня.

ДИ Стивенс листает папку. Она на удивление толстая, и это при том, что все, что в ней собрано, касается только тех инцидентов, о которых было заявлено в полицию. Сломанные ребра и побои, которые требовали обращения в больницу. На каждое из этих заявлений приходилось еще с десяток случаев, о которых никто не сообщал.

Рут Джефферсон берется за папку.

— Можно взглянуть?

ДИ Стивенс вопросительно смотрит на меня, и я согласно киваю. Он передает ей папку, и адвокат начинает быстро просматривать ее.

— Но после аварии вы все-таки уехали, — говорит ДИ Стивенс. — Что изменилось?

Я делаю глубокий вдох. Я хочу сказать ему, что нашла в себе мужество, но на самом деле все, конечно, не так.

— Иен угрожал мне, — тихо сказала я. — Он сказал, что если я пойду в полицию, — если я хоть кому-нибудь расскажу о том, что случилось! — он меня убьет. Я знала, что он не шутит. В тот вечер, сразу после аварии, он избил меня так, что я не могла стоять на ногах. Тогда он поднял меня и подставил мою руку под кран в мойке. Он лил на нее кипяток, и от боли я потеряла сознание. Потом он отволок меня в студию и заставил смотреть, как он все крушит там — каждую вещь, которую я сделала своими руками.

Я не смотрю на ДИ Стивенса. Только так я еще могу заставить себя произносить какие-то слова.

— Потом Иен ушел. Не знаю куда. Первую ночь я провела