Пейзаж ночного видения - Александр Тамоников

– Представьтесь, уважаемый, – вежливо произнес Вадим.

– Я – капитан Бобель, заместитель начальника районного управления внутренних дел! Нам сообщили, что в поселке стрельба. Что происходит? Кто ваше начальство?

– Наше начальство в Москве, уважаемый господин Бобель, и не дай вам бог когда-нибудь с ним встретиться. Мы еще будем разбираться, почему на вашей территории орудуют исламские террористы. И обещаю, господин капитан, что трудные деньки для вашего ведомства только начинаются.

– Какие террористы? – растерялся Бобель. – У нас спокойный район.

– Думаю, завтра вас обо всем известят. Ждите высокую комиссию с проверкой. А сейчас прикажите своим людям покинуть поселок и сами убирайтесь ко всем чертям! За вас уже все сделали. Это, кстати, норма для местной полиции – приезжать через сорок минут после первых выстрелов?

– Да как вы смеете… – вспыхнул Бобель и стушевался. Его подчиненные смущенно помалкивали.

Из распахнутой калитки вышли еще двое – тоже с автоматами. Один из них спросил:

– Не хотят убираться, товарищ майор? Придадим ребятам ускорение?

Они угрюмо смотрели, как пристыженные полицейские, повинуясь взмаху руки Бобеля, рассаживаются по машинам. Вереница служебного транспорта покидала поселок.

– Неприятностей не будет, командир? – поинтересовался Рудницкий.

– Будут, – процедил Вадим. – Я вам их гарантирую…

Люди Хатынского примчались быстро, предъявили удостоверения. Бронированный фургон с черными регистрационными знаками въехал задним ходом на территорию. За ними вкатил черный джип с подобными же номерами. Прибыли три кареты «Скорой помощи». Вскоре стало шумно и весело. Не так уж часто собираются в одном месте представители весьма уважаемых ведомств: ФСБ и Федеральной службы по борьбе с террором.

Только к четырем утра спецназ последней упомянутой организации загрузился в «Паджеро» и отправился в «расположение». Бойцы молчали всю дорогу – устали как собаки, настроения не было никакого. При выезде на Виноградную улицу их остановил патрульный экипаж ГИБДД. Очевидно, в связи со стрельбой местное начальство решило на всякий случай изобразить видимость работы. Со стороны автоинспекторов это было ошибкой. Разъяренные бойцы в масках выходили из машины, совали стволы под нос ошалевшим инспекторам, посылали их по всевозможным матерным адресам. Вадим догадался показать удостоверение. «Что же вы сразу не сказали? Конечно, проезжайте, – мямлили перепуганные гаишники. – Просим прощения за остановку, счастливого пути, мы не знали…» – «Кретины, блин, – бормотал Балабанюк, когда группа продолжила путь. – Совсем страх потеряли. Не видят, кого останавливают?»

Вадим привез всю компанию на Кавалерийскую улицу, заехал во двор. Сам вошел в дом, чтобы переодеться. Бойцы перетаскивали оружие, снимали обмундирование. Как-то безрадостно было на душе. И даже предстоящее возвращение к родным людям не очень радовало.

– Приказ Панькова, – сообщил Репнин, – никуда не разъезжаться, сидеть в Портабеле и ждать у моря погоды. Можете отдыхать, развлекаться, ходить на пляж. Со спиртным не перебарщивать. С девочками тоже, – многозначительно посмотрел он на оживившегося Амбарцумяна. – Двое постоянно должны сидеть здесь, сторожить снаряжение и быть на связи. Это все. Аминь. Машину я увожу с собой.

– Не грусти, командир, все образуется, – сказал Рудницкий, – Поймаем мы когда-нибудь этого гада.

– Поймаем, – кивнул Вадим. – Но хотелось бы не когда-нибудь, когда он погубит еще тысячу людей, а побыстрее. Ладно, мужики, что случилось, то случилось, прорвемся.

В пять часов утра он на цыпочках прокрался в свой гостиничный номер, убедился, что Лена спит, и отправился в душ. В одиночестве помыться не удалось. Отогнулась шторка, и к нему под струю проникло разморенное со сна обнаженное тело, обняло, прижалось всеми клеточками.

– Бедный ты мой… – шептала Лена. – И я такая бедная… Буду ждать теперь всю жизнь, трястись, мучиться… Я не выдержала, позвонила тебе, но ты отключил телефон…

– Значит, занят был, прости, такое случается…

– Поймал своего злодея?

– Нет, ушел…

– Господи, бедный ты мой… Поэтому ты такой расстроенный… Ну, ничего, еще поймаешь…

– Я знаю… Ладно, шут с ним, с этим злодеем, забудем про него…

Она оттирала его мочалкой, мыла голову шампунем, потом обмывала из лейки, закутывала в безразмерное махровое полотенце. Извлекла из ванны и повела, словно больного, в постель. Потом поила слабым зеленым чаем, уверяя, что он придаст сил и нисколько не помешает уснуть. Вадим расслабился. Сон накатывался волнами. Он обнимал льнущую к нему женщину, что-то рассказывал – ровно то, что мог себе позволить. Никаких жестокостей, трупов, летящих в спецназ автоматных очередей – просто легкое, в меру рискованное приключение – абсолютно не опасное, хотя и утомительное, черт возьми…

– Подожди, а как Маринка? – встрепенулся он. – Ты молчишь про нее – значит, живая, здоровая и вновь лучится в адрес отца ядовитым сарказмом…

– С ней порядок, не волнуйся. Сейчас она спит, и вообще не чувствует себя ущемленной…

– Я так и знал. Опять на горизонте возник этот малолетний хулиган и террорист…

– Ладно, спи уж, – погладила она его по волосам, – завтра будем разговаривать про хулиганов и террористов…

Утром разговор не вышел. Утро для майора спецназа началось в обед. Может, на пенсию пора? – подумал он, открыв глаза. Номер был залит солнечным светом. Ветерок проникал через балконную дверь, теребил тюлевые шторки. Приоткрылась дверь, вошла Маринка – в шортиках, зевающая, опухшая. А она-то почему до обеда спит? – мелькнула тревожная мысль.

– Вернулся, – хмыкнула Маринка, – мой бродячий папа. Пал в неравном бою с собственной совестью. – Посмотрела на себя в зеркало и в ужасе отпрянула: – Мамочка, кто это? Пап, не смотри на меня, я недавно проснулась, я страшная, как из Норвегии… – умчалась в ванную.

Вернулась, чуть посвежевшая, забралась к нему в постель, легла рядом. Он покосился на нее, заулыбался – надо же, идиллия – и спросил:

– Как дела?

– Потянет, – хмыкнула она, – но бывало и лучше. Когда мама была жива. Только знаешь, пап, не сказать, что я начинаю ее забывать, но… каким-то нерезким становится ее образ, расплывается, словно в привидение мама превращается… Я ругаю себя, пытаюсь ее вернуть, но она постоянно куда-то уходит. Меня это сильно беспокоит…

– Это нормально, дочь, – вздохнул Вадим. – Жизнь берет свое, в этом нельзя никого винить. Тетя Лена где?

– Я за нее. Перемена мест слагаемых называется. В кафе, наверное, или в магазин пошла. Она ведь не должна сидеть над тобой весь день и ждать, пока ты изволишь проснуться. – Маринка помолчала и задумчиво добавила: – Знаешь, а тетя Лена – неплохая.

– Ну, спасибо, дочь, – растрогался Вадим.