Кощеева жена - Екатерина Валерьевна Шитова

смотрела ей вслед, обхватив себя руками и задумчиво качала головой.

– Вот так история!

На душе у Матрены после услышанного было нехорошо, неспокойно. В это время проснулся и захныкал один из младенцев. Матрена взяла сына на руки и крепко прижала к себе.

– Я не буду такой, как она! Я возьму ее силу, но никогда не стану таким безразличным чудовищем…

***

Вечером перед покосившейся избушкой Упырихи разгорелся большой костер. Поленья громко трещали, выбрасывая вверх столпы ярких искр, алые языки пламени то прижимались к самой земле, то взмывали к черному небу. На земле рядом с костром была разложена длинная черная рубаха, вокруг которой лежали охапки полевых цветов. Старая ведьма, облаченная в такую же рубаху, сидела тут же, с закрытыми глазами она шептала себе под нос заклинания. Пламя костра бросало тени на лицо Упырихи, отчего казалось, что она корчится в страшных гримасах. Выглядело это жутко, но Матрена, стоящая на крыльце, в чем мать родила, понимала, что назад пути нет. Она согласилась принять ведьмину силу, и теперь уж ей никуда от этого не деться.

Матрена в последний раз заглянула в избушку и, убедившись в том, что сыновья крепко спят, спустилась с крыльца и подошла к Упырихе. Старуха махнула ей рукой, и Матрена опустилась на колени рядом с ней. Поленья в костре затрещали, и Матрена вздрогнула, тревожно оглядываясь по сторонам. Вновь ей почудился чей-то невидимый взгляд, буравящий ее насквозь. Кто притаился в темноте леса? Или ей лишь кажется?

– Положи ладони на рубаху, Матрена, – приказала Упыриха.

Матрена послушно коснулась ладонями грубой ткани. Ведьма набросала на рубаху цветов, положила на нее свои руки и, закатив глаза, начала читать заклинания. Матрена тоже закрыла глаза. Ей было неуютно, она сильно волновалась, но вскоре от рубахи пошло тепло, оно проникало сквозь ладони, пощипывая их, и разливалось по всему телу. Матрена словно наполнялась чем-то.

Сыра земля, густа трава,

Помоги, прими силу-силушку,

Протянись тонкой ниткой,

Выйди прочь,

Да войди скорее в молодую дочь,

Молода, зелена, да сильна она,

Усмирит огонь, порастопит лед,

Сыра земля, густа трава,

Сквозь тебя сила-силушка к ней придет.

Старуха напевала вполголоса, и костер то и дело вспыхивал, рассыпая во все стороны яркие искры.

– Бабушка Упыриха, я что-то чувствую внутри! Неужели это и есть твоя сила? – прошептала Матрена.

– Это только ее начало! – ответила старуха.

Какое-то время она читала свои заклинанья, то закатывая глаза, то склоняясь к самой земле, а Матрена сидела неподвижно, наслаждаясь удивительным и приятным ощущением наполненности. Потом ведьма приказала ей лечь на рубаху и разложила по ее телу цветы и травы. Положив ладони ей на живот, она принялась мычать, выкрикивая, время от времени, отдельные слова. А потом старуха сняла с себя рубаху и протянула ее Матрене.

– Надевай! – строго сказала она.

Матрена на секунду замешкалась, но потом все же неуклюже натянула на себя ведьмину рубаху. Она пахла старческим потом и затхлостью. Почему-то показалось, что вместе с рубахой на плечи Матрены легла непомерная тяжесть. Ей захотелось скинуть ее с себя, но она не смогла – рубаха намертво прилипла к ее телу. На себя старуха надела новую рубаху – ту, что лежала на земле.

– А теперь иди спать, только укутайся посильнее в одеяло.

Матрена послушно вошла в избушку и, несмотря на духоту, укрылась с головой одеялом. Перед глазами мелькали картинки: вот она, маленькая, держит за руку бледную, грустную мать, вот она, девчонка-подросток, убегает в лес от вредных сестриц, черные косы летят по ветру, звонкий смех вырывается из груди, вот она девушка, краснеет от пристального взгляда прохожего парня…

Как же давно все это было, кажется, целая вечность прошла с тех пор! Вся Матренина жизнь переменилась, и она сама скоро изменится, станет ведьмой. Еще несколько обрядов, и все! Рассказать бы об этом той веселой, беззаботной девчонке с черными косами – та бы не поверила ни за что в такое будущее. Вытерев непрошенные слезы, Матрена повернулась на бок и, почесав бока, натертые колючей рубахой, уснула.

***

А через несколько дней, когда Матрена, простоволосая, в одной рубахе, сидела в избушке и готовилась к последнему обряду, к Большой горе вновь пришел Тихон. Его высокая, статная фигура внезапно появилась между деревьями. Матрена, увидев его,приближающегося, из окна, встрепенулась и прижала дрожащие руки к губам. Она так удивилась, что какое-то время не могла сдвинуться с места.

Тихон был худ и бледен, его светлые волосы сильно обросли и висели неопрятными прядями, небритая борода делала его старше на пару десятков лет, глаза потухли, щеки осунулись, а сам он казался таким несчастным, обездоленным, что у Матрены сжалось сердце. Она выбежала к нему навстречу, в чем была, положила руки на исхудавшие плечи.

– Тиша! Тишенька! Ты зачем сюда пришел? – прошептала она.

Тихон посмотрел на Матрену так, будто она была воздухом, которым он дышал, и ответил:

– Я за тобою пришёл, Матрена. И я не уйду отсюда без тебя.

Глава 11

Матрена смотрела на Тихона и молчала. В глазах ее стояли прозрачные слезы. Сердце рвалось от любви и несказанных слов. Вот же он, ее муж, ее родненький Тиша, стоит прямо перед ней, смотрит в глаза с тоской и нежностью. Как объяснить ему, что он опоздал, что она уже не может уйти из этих мест?Она поклялась ведьме и переняла почти всю ее силу, остался последний обряд…

Как же теперь подобрать слова? Где найти силы, чтобы эти слова высказать? Матрену душили слезы, застрявшие в горле. Что толку от того, что она их выплачет? Легче не станет. Поэтому она сжимала кулаки и глотала их. А Тихон все смотрел на нее и не мог насмотреться. Он плохо стоял на ногах, покачивался из стороны в сторону, взгляд его был мутным, от него пахло кислой брагой.

– Чего же ты такой хмельной за мной пришел? – строго спросила Матрена.

– А иначе бы и вовсе не осмелился. Я ведь уже несколько раз порывался идти, да в последний момент раздумывал. Но теперь все точно решил. Не отступлю больше.

– Ох, Тиша…– вздохнула Матрена.

Но Тихон поднял руку и накрыл ее губы ладонью, заставляя замолчать.

– Ничего не говори, Матрена, молчи! Я ничего слушать уже не буду. Возьму тебя и заберу. Ты моя жена, имею право.

Тихон притянул Матрену к себе, впился в ее губы страстным поцелуем. И она вся задрожала, обмякла в его объятиях.

– Истосковался я по тебе. Без тебя не живу,