Рунные витражи - Марина Ясинская

Серьёзные испытания, переворот мировоззрения. Заточение и освобождение.

1. Раб

В круге, когда рычаг делает полный оборот, двадцать моих шагов. До того, как пружина вибродвигателя заведется, целых сто оборотов. Начиная с половины этого пути идти всё труднее и труднее. Мышцы на прикованных к рычагу руках вздуваются буграми, пресс давно превратился в твердую сталь, а ноги отполировали металлический пол до блеска. Жар работы двигателя чувствуется даже через подошвы сандалий, и надсмотрщик время от времени включает систему охлаждения. Гигантские меха с ревом проснувшегося зверя открывают шлюз. Пенистая вода заливает пол, остужая металл и даря обманчивое ощущение свободы. Через секунду железные створки вновь захлопываются, отрезая показавшийся океан. Нас обволакивает темнота ангара.

В руках Хмара светится фонарь из рыбьего пузыря, в котором ползают светляки. Наш надсмотрщик любит отрывать им крылья не меньше, чем скармливать кракенам рабов, мертвых и умирающих, которые больше не могут вращать рычаг. С некоторых пор его улыбающаяся металлическая маска преследует меня в кошмарах.

После желанного щелчка, когда огромная пружина вибродвигателя заведена, объявляется перерыв, и нам приносят баланду. А потом всё начинается по новой. Двадцать шагов, сто оборотов, перерыв. Сто оборотов, две тысячи шагов, и холодная вода океана остужает ноги. К другому концу моей цепи прикован Мастер Ё. Он идет так же сосредоточенно, зная, что от этого зависит наша жизнь. И еще он обдумывает план побега.

Сегодня приходится тащить и Желтого – он упал после первого перерыва, и его тело скользит по полу на цепи. Лишний груз, который отцепят только после остановки. Новички приходят и уходят, а мы с Мастером Ё остаемся. «Хочешь выжить, – сказал он мне, – держись старика». Хотя он совсем не старый, просто сухой и жилистый.

Сколько я уже на «Левиафане» – месяц, два? Наше существование давно потеряло деление надень и ночь. Остались только обороты, шаги и щелчки вибродвигателя.

«Уйти отсюда лишь два способа – сквозь шлюз на пищу кракенам, или отпереть замок и скрыться в трюме. Второй вариант мне нравится больше», – говорил Мастер Ё, когда мы находились в бараке, а двигатель работал на паровом котле. Иногда, когда «Левиафану» требовалась скорость, котел растапливали, тратя горючее. Топливом служили высушенные водоросли – я помню, как они приятно пахнут под солнцем, в них копошатся маленькие рачки, бегают в поисках воды. Хорошо сейчас собирателям водорослей – они наверху и видят солнце.

Цепь – тяжелая, железная – сковывала нас и в бараке. Я свыкся с ней, словно пес со своей привязью. За полуметровой обшивкой корабля плещется океан. Там – свобода. Или смерть – тут кому как повезет. Если прислушаться, то можно услышать песни русалок. Ундина, что когда-то приплывала ко мне, не пела, она просто сидела и смотрела, как я ловил рыбу. Иногда помогала вытаскивать сети, иногда уединялась со мной в доме. А порой мы оставались на горячих от солнца досках – нам не от кого было скрываться. Над нами были лишь небо, солнце и чайки. Русалки – они как люди, только их кожа более холодная и гладкая, а глаза с вертикальными зрачками.

Я прикладывал ладонь к обшивке, звеня цепью. Мастер Ё ворочался: «Спи давай», – ноя вспоминал.

Мое селение называлось «Балтика» по имени корабля, ставшего его центром. Когда-то жившие на нем люди еще искали землю, но в мое время паровой двигатель давно вышел из строя, его никто не ремонтировал, и корабль превратился в плавучий остров. Оброс домами на деревянных плотах. Стал прибежищем для многих охотников, собирателей водорослей и торговцев.

Мой дом стоял на самой окраине селения, где был виден горизонт и поутру поднималось солнце. От бездонной пучины меня отделял лишь бревенчатый пол, и по ночам, лежа на матраце, набитом водорослями, я слушал океан. Водяное дерево привозили на парусных лодках торговцы из Саргасс. Один из них по наказу Капитана – не знаю, сколько и чего Капитан ему обещал – никак собственную дочь в жены – тайно добыл росток, но дерево не прижилось в наших краях, а тот торговец больше не возвращался.

«Ты не боишься кракенов?» – спрашивала Сюзи, когда приходила ко мне со своим рыжим котом на руках.

Она не ступала на мостик, ведущий к дому, – приличной девушке нельзя приходить к мужчине до замужества.

«Нет, – отвечал я, – не боюсь».

Одного из них, правда, совсем молодого – не более трех метров длиной – я убил гарпуном. На груди до сих пор остались шрамы от его присосок и крючьев. Кракен обхватил меня щупальцами, когда я вытягивал сеть, и стащил в воду. А потом мы лежали на досках под солнцем – я, израненный, залитый кровью, и пронзенный гарпуном дохлый монстр. Просоленные куски его мяса долго сохли на солнце. Пищи хватило на всё время ураганов.

«Ты храбрый», – говорила Сюзи, тиская своего Рыжика.

Глаза кота напоминали глаза моей Ундины. Конечно, Сюзи тоже была красивой, но она не любила океан так сильно, как я. А с Ундиной мы любовались восходом и слушали ночные песни – она не боялась оставаться в доме одинокого мужчины.

А я не боялся кракенов. Но был еще «Левиафан» – железный корабль, собирающий всё на своем пути. О нем с ужасом рассказывали торговцы древесиной, хотя что в их историях было правдой, а что вымыслом, оставалось загадкой. Говорили, что «Левиафан» – это не корабль, а целое скопление судов, соединенных щупальцами Великого Кре. Все корабли, попадающиеся ему на пути – парусные шлюпки торговцев с Саргасс, несуразные плоскодонные черепахи желтолицых, стальные дредноуты воинов с запада – все без разбора становились его пленниками.

Однажды поздним вечером я увидел на горизонте зеленые вспышки. Они расцветали в воздухе падающими звездами, словно фейерверки желтолицых.

– Кре, – сказала сидящая рядом со мной Ундина, указывая на них пальцем.

Когда я был маленьким, случился такой же зеленый звездопад. Тогда я нашел упавшую звезду. Я смутно вспоминаю зеленый шар, качающийся на воде у моего дома, помню исходящее от него тепло. Что стало с ним? Мне кажется, что шар растворился в моих руках, слился с телом, но, возможно, это лишь плод воображения. Но говорят, что с тех пор я стал странным – предпочитал в одиночестве любоваться океаном вместо общения со сверстниками. Меня манила неизведанная даль. Я знал, что рано или поздно уйду туда, где восходит солнце и куда уплывают русалки перед временем ураганов.

Может быть, поэтому Капитан не разрешал Сюзи приходить ко мне.

Спустя неделю после новых зеленых вспышек возле селения появились посланцы Великого Кре – несколько стальных кораблей, в которых приплыли закованные в металл люди. Об их приближении рассказывали русалки, но я не убежал, как остальные мужчины. Они пытались спастись в глубине поселка. Что стало с ними и с Сюзи – я не знаю, лишь несколько людей из моего селения оказались в одном со мной трюме в чреве «Левиафана». Меня схватили одним из первых. Наверное, я сам хотел быть рядом с Великим Кре.

«Глупо» – по-человечески пожала плечами Ундина. Из «Левиафана» нельзя убежать.