Ловец сбежавших невест - Константин Фрес

Золотой картон, измельченный в кофемолке, превращался в золотую пыль. Кофемолка, конечно, тоже была магической подделкой; обычная магическая кофемолка измолола бы все, даже слиток золота, а у этой едва хватило сил, чтобы справиться с билетами.

Пока я ими занималась, сам Генри занимался своей клеткой. Он оклеил ее билетиками, и она стала похожей на огромную золотую еловую шишку, топорщащуюся чешуйками. Приспособил каким-то образом длинную палку, чтобы удобнее было протягивать ловушку далеко впереди себя, и прикрепил к дверце шнур, чтобы захлопнуть ее, когда магия окажется внутри.

Молотые мной билеты он ссыпал в саму клетку, как приманку. Наверное, будь я магией, я бы с удовольствием прыгнула б на эту золотую приманку…

Все то время, что мы работали, Генри словно избегал на меня смотреть. Обычно кидающий такие пылкие взгляды, сейчас он стал робким и нерешительным. Вот они, мужчины!.. Это было так обидно и досадно, что я все губы искусала со злости. Но первой говорить о чувствах девушке неприлично, поэтому я молчала и, сопя, подсыпала золотой крошки в клетку.

Долго моего сурового обиженного пыхтения Генри не вынес. Он глянул на меня несчастными глазами и глубоко вздохнул, отчего облачко истолчённых в пыль билетов взлетело над столом, и произнес дрожащим голосом:

- Ох, Энди!..

- Что, - тотчас же отозвалась я. Слишком поспешно. Слишком сурово. От моей жестокости у Генри губы дрогнули, и он стал еще более милым. Небеса пресвятые, как можно быть таким трогательно-хорошим, оставаясь вампиром?! За один его горький взгляд я готова была простить ему и его нерешительность, и его… трусость? Иначе как объяснить то, что она начал меня избегать?!

- Вы сердитесь, - убитым голосом ответил Генри. - Я вижу, вы же сердитесь! И мне это так невыносимо!

- Конечно, я сержусь, - ответила я так же горестно, как он вздыхал. - После всего того, что между нами было!.. Вы!.. Получили очень много от меня, да, Генри! И  теперь избегаете меня!

- Да я поэтому и избегаю, - несчастным голосом воскликнул он, - что вы меня раздразнили, вы зацепили меня, Энди, распалили, а я не получил главного! А так хочется…

Последние слова он выдохнул мне прямо в ухо, откидывая локоны с моей шеи и почти касаясь губами кожи. Как он так быстро преодолел расстояние между нами - я не знала, не успела увидеть, но тотчас же пожалела о своей глупой нескромности. Все время забываю, с кем имею дело! Вот это напросилась так напросилась…

- Энди, - шептал он, сгребая меня в охапку и усаживая на прилавок, да так умело, что я и опомниться не успела, как уже оказалась в его объятьях и поняла, что попалась, что напросилась на то, к чему не готова! - Энди, вы чертовски привлекательны! Так привлекательны, словно во всем мире нет девушки красивее! Если бы не черная магия, которая меня касалась и которая без следов не проходит, я бы никогда не отважился вам это сказать… но я дико хочу вас, Энди. Прямо сейчас. Прямо здесь.

- Что! - пискнула я, попытавшись сжать колени, но тщетно - Генри уже удобно и прочно устроился между ними,  умело задирая на мне юбку и поглаживая мои ноги в новообретенных чужих кружевных панталонах.

- Я всего лишь хочу сказать, - стеснительно произнес Генри, умело расшнуровывая мой корсет, - вот же дьявол! - и стыдливо краснея, - что темная магия - она же будит в душах людей то бессовестное, что давно похоронено и забыто… Вот и во мне она разбудила то, чем я был до того, как добровольно отрекся от  мира… Поэтому я тщательно сторонился вас, Энди, чтобы не позволить себе многого… Но больше терпеть у меня сил нет.

- Вы были бабником, Генри?! Ходоком?! Развратником?!

Его синие ласковые глаза сияли ярче драгоценных сапфиров, и я не заметила, как получила первый поцелуй, заглушивший мой вскрик, когда ладонь этого бесстыдника скользнула по моему животу меж ног. Я забилась, дрожа и трепеща, но его пальцы уже достигли своей цели - прорези в моих панталонах, - и от этого прикосновения судорога пробежала по моему телу, дух занялся. Я забыла, как дышать, вцепившись ногтями в плечи этому бесстыжему вампиру и переживая самые прекрасные моменты в моей жизни.

- Что вы дел… - выдохнула я, но Генри весьма ловко закрыл мой рот поцелуем, запустил свой язык мне в рот, а его пальцы нащупали какую-то точку там, на моем теле, и погладили ее так, что в животе моем словно второе сердце забилось, запульсировало наслаждением, и влага из меня брызнула потоком, стыд-то какой!

- Разве в этом есть какие-нибудь сомнения? - прошептал Генри, укладывая меня на прилавок. Под своей головой я ощутила его мягкий сюртук, под лопатками - россыпь фальшивых билетов, на своем голом животе - его ладонь. - В том, что я был развратником? Вы же сами говорили, что я хорош собой. Так вот, давно, очень давно я этим бессовестно пользовался…

- А как же ваши разговоры о небольшом опыте с девушками?! Вы лжец! - воскликнула я, млея под его умелыми поцелуями и запуская пальцы в его черные шелковые волосы.

- Между моим опытом и нынешними годами был очень большой перерыв, - просопел он мне в грудь, часто дыша от возбуждения и поглаживая мои бедра так вкрадчиво и так ласково, что я сама следовала за его рукой, лишь бы не прерывать эту чудесную нежную ласку. - И я уже почти не помню, как это - любить женщину…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Лжец! - всхлипнула я, отвечая на его поцелуи, извиваясь и приникая к нему всем телом крепко, чтобы у него не осталось никаких сомнений в том, что и я желаю его всей душой.

Генри целовал и ласкал меня, извлекая из одежды, как ядрышко орешка из скорлупки - осторожно и умело. Раньше я думала, что это должно быть стыдно - оказаться голышом в руках мужчины. С сэром Перси точно так и было бы; я бы умерла от стыда, если б он касался меня там, где касались длинные, чуткие, нежные пальцы Генри. 

- Генри, - пискнула я испуганно, когда он придавил меня всем весом к прилавку, а его живот прижался к моему, и нечто твердое, как ручка его трости, ткнулось меж моих дрожащих бедер. - Я не… я-а-а…

- Понимаю, Энди, - ответил он тихо и снова поцеловал меня, измучил, истомил долгим и сладким поцелуем, вливая в мою кровь еще больше возбуждения и желания, до жалких поскуливаний. Я сжимала бедра, вся напрягаясь, желая его, едва не крича от непереносимой жажды любви. - Все будет хорошо… и сладко…

Первую боль и вскрик он стер ласковыми прикосновениями, мягкими поглаживаниями, теплыми ладонями стискивая мои бедра.