Окольцованная птица. - Вера Копейко

Желаний… А что сейчас она хотела бы больше всего? Ну вот положа руку на сердце, что? — приставала к себе с вопросом Ульяна.

Она знала, но боялась ответить. Она повернулась на живот в постели, уткнувшись в подушку лицом, и сказала себе:

— Чтобы он был здесь, со мной.

Может быть, это клюквенное вино Надюши берет свое и дурит голову? Боже, как он смотрел на нее, когда она гладила Трувера, ласкала его. Так, как будто он сам готов был подставить свою голову, положить ее туда, куда положил Трувер. Песик чувствовал ее дрожь и тоже дрожал, но от холода. Эти собаки постоянно дрожат, некоторые думают, что от агрессивности. Может быть, но не все. Не Трувер и не сегодня.

Ульяна не ошиблась нисколько, рисуя себе этого мужчину по голосу. Голос, особенно интонации, обмануть не может. Потому что они звуковое выражение сути натуры.

Она снова легла на спину и уставилась в потолок. Дика, разбуженная беспокойством хозяйки, встала с коврика и подошла к ней. Ульяна опустила руку и почувствовала мокрый собачий нос.

— Он тебе тоже понравился бы, — улыбнулась Ульяна. — Вы бы поняли друг друга.

Так что же, почему она не захотела продавать ему ружье? Она улыбнулась в темноте. Именно потому, что это ружье может попасть к нему в руки только вместе с ней. Или никак.

А здорово Сомыч подсуетился и ввернул про Лондон. Наверняка Купцов подумал, что она собирается выставить ружье на аукцион.

Но если это ружье ему нужно позарез, то что он предпримет в этом случае? Узнает про аукцион и поедет покупать его туда?

Она засмеялась, а Дика фыркнула, будто осуждала хозяйку. С какой стати она смеется ночами?

Без сна лежал и в своей ароматной постели — простыни пахли хвоей — Купцов. Стоило ему закрыть глаза, как он видел ее. Длинные ноги в черных лодочках — на самом деле, она не обманула его по телефону, у нее тридцать восьмой размер. У его первой жены был такой, и он, совсем молоденький муж, покупал ей туфли на свой вкус. Она покорно носила их, пока не призналась, что ей совсем не нравится та классика, которую он покупает. Ей нравились яркие, с бантиками, на огромных каблуках. Но это он узнал после, когда она вышла замуж за соседа по даче.

А какая фигура у этой женщины! Он застонал, почувствовав, как поднимается над ним простыня, и лег на бок. С ним творится что-то невозможное.

В гостинице было тихо, да этот теремок и гостиницей называть слишком банально. Это терем, с резными перилами, косяками, подоконниками. Какой-то умелец работал явно не только за деньги, а душу освобождал. Вот уж разошелся. А на тереме, на фронтоне, наяду усадил. Не с Ульяны ли Михайловны вырезал?

От шутливого вопроса у Романа внезапно испортилось настроение. Наяда-то какая грудастая и задастая. Чтобы ее ваять, нужно смотреть на натуру. Может быть, на самом деле то был влюбленный мужик?

«А тебе какое дело, Купцов? — поинтересовался он у себя. — Ты зачем приехал? Вот о том и думай!»

Он и думает, потому что Ульяна Михайловна заявила, что ружье — неотъемлемая часть ее самой.

Так, может, прямо сейчас, ночью, пойти да взять ружье вместе с Ульяной Михайловной? Ох, хулиган ты, хулиган, Купцов. Но, наверное, вся твоя порода такая. Почему его дед взял и спрятал номер счета в швейцарском банке на ружье? «Его искать — все равно что бриллианты в стульях», — вспомнил он любимое произведение мужчин, причем разных возрастов и разного круга. Как будто там про что-то написано такое, чего женщинам не уловить, сколько ни читай.

Откуда-то донеся бой часов, он напряг слух и посчитал: три раза. А потом это подтвердил местный живой петух.

Рой мыслей, прожужжавших ему всю голову, внезапно его покинул, и Купцов уплыл в сон.

А утром его взял под свою опеку приставленный к нему егерь, который повез Купцова по узкоколейке в глубь тайги. Он сказал, что там вальдшнепы тянуг колоннами, как раньше на первомайской демонстрации. И хотя ехал он сюда, лишь прикрываясь охотой, услышав такое, почувствовал, как в нем взыграл нешуточный азарт. Купцов мигом собрался. До вечерней тяги еще много времени, но и дорога — не рукой подать.

Когда и Ульяна ушла, сытый Сомов развалился в кресле и подозвал жену.

— Сядь-ка, посиди, отдохни. — Он протянул ей руку, она подала свою, Сомов сжал ее маленькие пальчики и усадил рядом с собой. — Здорово ты всех накормила. — Он погладил живот, который круглился под клетчатой рубашкой.

— А где наш Трушак? — Надюша заглянула под стол.

— Наш Трувер, — подчеркнул Сомов величественное собачье имя — так называли средневековых французских поэтов-певцов, соперников трубадуров, — изволит отдыхать.

— Колобок вроде тебя. — Она щелкнула мужа по животу.

Он перехватил ее руку и поднес к губам, так он делал всегда, когда хотел, чтобы она прекратила заниматься любимым делом — насмешничать.

— Что скажешь, как тебе гость? — поинтересовался Сомов у жены.

— Ну, мужик в самом соку. — Она сощурилась. — А тебе как?

— Пока он ехал из города, я навел кое-какие справки. Хорош плейбой, во всех смыслах. Хорош. Но поколбасил вволю. Сейчас время таких, как он. Что хочу взять — беру, законы не просто почитаю, а внимательно читаю, — он поднял брови, призывая оценить каламбур, — чтобы не пропустить в них ни одной лазейки.

Надюша усмехнулась и ласково погладила его по щеке:

— Ты мне про себя рассказываешь, да? Сомов довольно засмеялся.

— Молодой человек мне нравится. Но вот я подумал, а по зубам ли он нашей Ульяне? — Он свел мохнатые, как два шмеля, брови.

— Ты лучше по-другому вопрос задай: по зубам ли ему наша Ульяна?

— Ты так думаешь? Ты думаешь…

— Я думаю, это тот мужик, которого она ждала всю жизнь. Вот что я тебе скажу.

— А она… разве ждала? По-моему, ей вообще никто не нужен.

— Ох, Сомыч ты, Сомыч. Назвать глупым тебя нельзя, это будет неправда. В общем, мужик ты, Сомыч, и больше никто.

— А я больше никем и не хочу быть. — Он потянулся к ней и потерся щекой.

— Знаешь, каких мужиков любят женщины?

— Ну тех, которые все в дом несут, о семье заботятся. — Он выжидательно посмотрел на жену, как смотрит большая собака в надежде на кусочек сахара.

Надюша молчала, вероятно, рассчитывая услышать продолжение.

И Сомов продолжил:

— Который не путает со своим день рождения жены и делает ей подарки. Кстати, подумай-ка, что тебе подарить на нынешний?

Она молча кивнула, не отрывая от него глаз, потому что, кажется, впервые в жизни он произносит столь осмысленную речь о мужчинах. Стало быть, о себе.

— О каком еще муже может мечтать женщина? — Он потерся щекой о ее щеку.

— О гладко выбритом и благоухающем, — засмеялась она.