Суета сует - Наталия Рощина

— Милу Николаевну, Максима Сергеевича, моих родителей.

— Ты снова за свое, — поднимаясь, недовольно произнес Кирилл: — Зачем тебе это нужно, Кать?

— Это нам нужно, тебе, мне, малышу. Это называется полноценная семья.

— Ага, ты научи меня, ведь я всю жизнь в неполноценной рос при живой матери-героине труда.

— Кирилл!

Катя осторожно отвела руки Кирилла, поднялась и вышла из кухни. Иногда ей было невероятно тяжело общаться с ним. Он превращался в упрямого ребенка, начинающего вспоминать все детские обиды. Они оставили свой отпечаток в душе Кирилла, делая его время от времени капризным, раздражительным, несправедливым. Он переставал слышать окружающих, полностью уходя в собственные переживания. Они уводили его в далекие времена, когда рядом с ним был отец, а мама, как недоступная красавица, улыбалась им с экрана телевизора.

— Как ты можешь говорить в таком тоне о родной матери?! — сказала Катя, когда Кирилл вслед за ней вошел в комнату. — Я вот своей абсолютно не помню. Все бы отдала за одно воспоминание о ней не со слов отца. За одно прикосновение…

— Что значит, своей не помню? — удивился Кирилл. — А Жанна Андреевна, она тебе кто?

— Отец женился на ней, когда мне было четыре года. А моя мать умерла при родах. Я убила ее.

— Не говори так.

— Всю свою сознательную жизнь я живу с этим комплексом вины.

— Ты никогда не говорила со мной об этом, — укоризненно заметил Кирилл.

— Я считала Жанну Андреевну своей матерью и никогда бы не узнала правды, если бы она сама не рассказала. Она прекрасная женщина. Знаешь, она призналась, что побоялась рожать ребенка от отца, чтобы никогда не упрекнуть себя в том, что будет по-разному относиться к детям. Это она решила, что в нашей семье будет один ребенок, один объект внимания и заботы.

— Невероятно, — тихо сказал Кирилл, вспоминая спокойное, приветливое лицо Жанны Андреевны. Ему даже казалось, что Катя похожа на нее больше, чем на отца.

— Да, вот такие дела, — покусывая губы, произнесла Катя. — Рассказала мне мама обо всем, и как будто ничего не изменилось. Я не перестала любить ту, которая была со мной всю жизнь. И благодарна я ей еще за то, что она не стала ничего скрывать, в отличие от отца. Знаешь, он фотографии мамины прятал долгие годы, чтобы не травмировать меня. Наверное, он был по-своему прав. Но кто знает, в каком возрасте человек готов ее услышать, правду? Я тогда вздумала обижаться на него, а сейчас понимаю — не должна была… Когда я смотрю на фотографии родной мамы, у меня сердце останавливается. Я себя в ней вижу, понимаешь? Это то, что называется зовом крови. Это стержень, то самое чистое, что дается каждому. Нужно только не осквернить. А ты имеешь наглость говорить о женщине, подарившей тебе жизнь, так неуважительно! Не смей больше делать этого при мне!

— Ты тоже давай потише, а то я могу обидеться.

— Обижайся, бог с тобой.

— Невероятно! — воскликнул Кирилл. — Чем она добилась твоего расположения? Чем задобрила?

— Она мать моего мужа и скоро станет бабушкой моего ребенка. По-моему, этого достаточно! — Катя отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

— Катя, — Кирилл увидел в ее глазах столько отчаяния, столько боли, вызванной непониманием. Ему стало стыдно, что такой день может остаться в памяти как воспоминание о неприятной ссоре, выяснении отношений. Нет, это ни к месту. Пусть думает что хочет о Миле. Нельзя ей теперь так огорчаться. — Катюша, ты у меня такая мудрая, что рядом с тобой я рискую навсегда остаться мальчишкой.

— Смыслов, перестань подлизываться.

— Не перестану.

— Это означает, что ты согласен со мной?

— Да, — слукавил Кирилл.

— Как много же мне нужно было сказать.

— Тебе нужно было сделать это раньше.

— Всему свой черед, и этому разговору — тоже, — Катя подперла щеку ладонью и, вытянув губы дудочкой, смотрела на Кирилла.

— Что?

— Ничего. Любуюсь тобой.

— А может, вернемся к остывшему ужину? — предложил Кирилл.

— Хорошо. Хотя он уже не будет таким торжественным, как намечалось.

— Я настолько все испортил?

— Давай не будем продолжать, — Катя поднялась с кресла, подошла к Кириллу, взяла его за руку. — Пойдем, я умираю с голоду, а мне теперь это ни к чему.

— Кать, я люблю тебя, — устроившись напротив нее, вдруг сказал Кирилл. — Если бы ты только знала, как я счастлив, что ты со мной.

— Я знаю.

— И это все, что ты можешь мне ответить? — открыв бутылку вина, Кирилл налил его в бокалы. — Я не верю своим ушам!

— Я тоже люблю тебя. Сейчас мне кажется, что даже ребенка не смогу любить сильнее. С тобой связано столько светлого, доброго. Знай, что я всегда буду с тобой. Ты моя первая любовь, настоящая, на всю жизнь. Ты — отец моего будущего ребенка, и я так хочу, чтобы он был похож на тебя.

— Продолжай, — широко улыбаясь, Кирилл восхищенно смотрел на Катю.

— Единственное, о чем я тебя прошу будь помягче с матерью. Мне кажется, у нее не такая сладкая жизнь, как она хочет всем показать.

— За тебя и нашего малыша! — улыбаясь, Кирилл поднял бокал. Он не хотел комментировать слова Кати и точно не желал менять своего отношения к матери. — Люблю, люблю…

Катя поняла, что пока сказала достаточно о том, что беспокоило ее с самых первых встреч со Смысловым. Такой уж у него характер — никогда не прислушивается к советам. Или делает вид, что не прислушивается. Однако Катя замечала, что по прошествии времени Кирилл поступал так, как она ему советовала, Правда, он не всегда в этом признавался, но для нее важнее был результат. Оставалось надеяться, что в отношении Милы Николаевны произойдет нечто подобное. Сейчас он не хочет даже говорить об этом, но, может быть, будущее отцовство сделает его мудрее, сговорчивее. Неужели он не видит, что похож на свою мать не только внешне? И Максим Сергеевич не один раз утверждал это:

— Он так похож на Милу, только сердцем помягче…

Время пролетело незаметно. За окном становилось все тише. А Катя с Кириллом разговаривали, разговаривали, не замечая того, как стрелки часов совершают круг за кругом. Это были воспоминания, планы на будущее, связанные с пополнением в их семье. И когда Катя посмотрела на часы, не поверила: они проговорили почти четыре часа. Нужно было ложиться спать.

— Иди ложись, — целуя Кирилла, сказала Катя. — Я уберу и тоже лягу.

— Я помогу тебе, — с готовностью Кирилл повязал фартук.

— Не нужно. Прошу тебя, мне это не в тягость.

— Хорошо, как скажешь. Спасибо, все было замечательно.

Кирилл чмокнул ее и вышел из кухни. Глядя ему вслед, Катя подумала, что мужчины — создания с совершенно иным подходом к жизни. У них своя философия, которой они никогда не изменят. И в то, что она смогла убедить Кирилла поменять свое отношение к Миле Николаевне, Кате верилось с трудом. Она понимала, что он попросту не хочет ее огорчать. Катя приложила ладонь к животу и, поглаживая его, тихо сказала: