Лекции о метафизике - Мартин Хайдеггер

Понятие метафизической концепции и, следовательно, исторические метафизические концепции становятся ясными и определенными, только когда раскрывается исходный вопрос метафизики и вместе с ним – сама метафизика. Добавим, хотя это теперь и представляется излишним, что подлинная метафизическая оценка некоторой метафизики возможна и плодотворна, лишь если эта метафизика развивается вместе со своей концепцией и если определен способ ее ответа на исходный вопрос. В каждой настоящей философской дискуссии прежде всего должны раскрыться противоположные концепции.

Сущность того, что мы называем метафизической концепцией, раскрывается вместе с раскрытием исходного вопроса метафизики. Однако уточнение понятия метафизической концепции вовсе не является главной и первостепенной причиной для раскрытия исходного вопроса. Таковая причина в том, чтобы заново, притом изначальным образом, поставить исходный вопрос. Но не будем углубляться в это, поскольку тема наших лекций иная. Представим лишь краткие, почти школьные положения, связанные с раскрытием исходного вопроса, однако при этом постараемся объяснить его внутреннюю структуру, правда, тоже, скорее, как схему, в самых общих чертах.

Исходный вопрос европейской философии ставится так: что есть сущее? Разрешение так поставленного и сформулированного вопроса заключается в поиске ответа. Раскрытие же так поставленного вопроса, напротив, подразумевает более существенное вопрошание, включение также и себя наряду со всем остальным во все аспекты вопрошания, открывающиеся при углублении в вопрос. Разрешение исходного вопроса сводится к поиску ответа и тем самым к преодолению вопроса. Раскрытие же исходного вопроса – нечто совершенно иное: это изначальное вопрошание, которое при всем прочем не только не отказывается от поиска ответа, но, наоборот, относится к нему серьезнее и с большей глубиной, чем на то способно разрешение исходного вопроса своими методами. Ответ – всего лишь самый последний шаг вопрошания, и тот ответ, который устраняет вопрос, тем самым уничтожает и себя как ответ и не в состоянии привнести никакой мудрости, а только поддерживает и укрепляет пустые мнения. На всякий вопрос, а тем более на вопрос о сущем в целом, можно ответить по существу, лишь если он правильно поставлен. Исходный же вопрос философии только тогда поставлен правильно, когда он раскрыт. Раскрытие вопроса крайне важно, поскольку преображает сам вопрос, и исходный вопрос предстает перед нами во всей своей непосредственности. Вот почему мы называем вопрос «Что есть сущее?» исходным в отличие от изначального, предшествующего и приводящего к нему вопроса, который мы называем основным.

Можно подумать (особенно при столь беглом изложении темы), что под раскрытием исходного вопроса мы подразумеваем вопрос о самом этом вопросе. Однако вопрос о вопросе для всякого здравомыслящего человека кажется чем-то не вполне нормальным, вычурным и, возможно, безумным, вследствие чего и обсуждение исходного вопроса о сущем тоже представляется заблуждением. Вопрос о вопросе – просто бессмыслица.

В действительности нам только кажется, что раскрытие исходного вопроса – это вопрос о вопросе, и что вопрос о вопросе – это заумная чепуха. Несмотря на опасность, что мало у кого (если, вообще, таковые найдутся) хватит мужества и мыслительных способностей пройти вопрошающим через раскрытие исходного вопроса и при этом столкнуться с чем-то куда более важным, чем просто с вопросом о вопросе или заумными рассуждениями, мы всё же остановимся – пусть очень кратко – на структуре раскрытого исходного вопроса.

Итак, наш вопрос: τι τо ov – что есть сущее? Мы начинаем раскрытие, следуя естественной направленности вопроса, и при этом постараемся сначала разобраться с тем, с чем прежде всего столкнемся. Что есть сущее? Имеется в виду всё сущее – не что-то конкретное, не множество и даже не вся совокупность, но большее, чем совокупность – имеется в виду сущее как нечто целое – заранее данное и единое. Кроме этого единого, сущего, нет ничего другого, будь то даже ничто (правда, ничто не является сущим, даже особого рода). Однако не будем сейчас размышлять о ничто, поскольку наша первоочередная задача – очертить сферу, внутри которой мы сможем двигаться, задавая вопрос, что есть сущее, сущее в целом, сущее как единое, исключающее возможность другого. Важно, однако, помнить и в дальнейшем всё время иметь в виду, что на самом первом, предварительном этапе осмысления вопроса о сущем мы сразу столкнулись с ничто.

То, к чему относится вопрос, что определяется (то есть раскрывается) самим вопросом, так сказать, «вопрошаемое», мы называем областью вопроса (das Feldder Frage). Однако в вопросе об этой области (о сущем в целом) не ставится задача познать всё необозримое разнообразие и затем сознавать себя пребывающим в этом «познанном разнообразии» – речь идет о сущем как о присутствующем, существующем. По сути дела, спрашивается только об одном. Но как нам его назвать? Если мы спрашиваем о сущем лишь в отношении его существования, то есть спрашиваем о сущем как о существующем, то наш вопрос о том, что есть сущее, в действительности вопрос о том, благодаря чему сущее есть сущее, то есть вопрос о самом существовании сущего (по-гречески – о бытии (oùσia) сущего).

Раскрывая область вопроса, мы неизбежно сталкиваемся и с целью вопроса (das Zielder Frage) – с бытием сущего. Как только мы заговорили об области, сразу выявилась взаимосвязь с ничто, точно так же раскрытие области вопроса неразрывно связано с целью вопроса. На границе области вопроса, если можно так выразиться, находится ничто, точно так же когда говорят об области и цели вопроса, то и в цели – в бытии сущего – тоже оказываются близко к ничто, если, конечно, действительно вопрошают, т. е. действительно стремятся к поставленной цели. Ничто представляется чем-то совершенно ничтожным, обычным, которому оказывают слишком большую честь, называя его определенным словом, однако это «обычное» в конце концов оказывается столь необычным, что встретиться с ним можно только в весьма неординарных переживаниях. Обычное в ничто – всего лишь то, что оно имеет способность самоустраняться с помощью, к примеру, таких ничего не значащих слов: ничто абсолютно ничтожно. Небытие сущего следует за бытием сущего так же, как ночь следует за днем. Да и как могли бы мы познать день как день, не будь ночи. Труднейший, но вместе с тем самый верный пробный камень для испытания честности и силы философа – постигает ли он с самого начала в бытии сущего также и близость ничто. Кому в том отказано, окончательно и безнадежно находится вне философии.

Если бы раскрытие вопроса заключалось (к чему часто склоняются и охотно принимают на веру) всего лишь в поверхностной точке зрения на что-то, в непонятных намеках на вопрошаемое или в пространных рассуждениях о цели, то это раскрытие было бы давно завершено. Мы же едва ли находимся даже в начале. Мы ищем и стараемся постичь бытие сущего, из чего неизбежно следует, что в таком случае должно сосредоточиться на самом сущем. О вопрошаемом спрашивается не вообще – что противоречило бы сути вопроса, а вполне конкретно, в определенных аспектах (Hinsichten). Область вопроса, если рассматривать ее, имея в виду цель, предстает в двух различных аспектах.