Морзист - Ирина Камнева

Память, вместе с осознанием того, что я грохнулся с этой железяки, вернулась почти сразу. Здесь, внизу шахты, было очень холодно, отовсюду несло болотцем и кислой капустой. Сердце бешено колотилось, и я, не в силах остановиться, пытался вобрать в себя как можно больше гнилого воздуха, чувствуя, как ноздри забиваются инородными частичками не то ржавчины, не то плесени. Они осыпались с перекладин лестницы, которая с каждой секундой тряслась и скрежетала все сильнее и сильнее.

На лестнице вдруг показались чьи-то здоровые кроссовки с красной подошвой, а в следующую секунду, когда лестница задребезжала, как ненормальная, из темноты вылез Мишка. Тяжело дыша с открытым ртом, он на пару секунд застыл на предпоследней перекладине и с ужасом оглянулся: его раскрасневшаяся физиономия вдруг поплыла у меня перед глазами и раскололась надвое, отчего Мишка стал похожим на черта с четырьмя выпученными глазами. Переведя дух, он спрыгнул вниз, и в лицо мне вдруг брызнули холодные капли.

В этот момент я всем телом почувствовал, что одежда насквозь пропиталась чем-то липким и холодным. Степаныч, видя, как я пытаюсь встать, помог мне приподняться и сесть. Голова вновь закружилась, и перед глазами, искрясь, поплыли темные стены вперемешку с толстыми трубами и лужами на полу, покрытыми мутноватой пленкой и отвратительно-желтоватой плесенью.

Обернувшись назад, я понял, что сам угодил в одну из таких луж: кофта и джинсы насквозь пропитались мерзкой субстанцией, я чувствовал ее кожей, и от этого все тело пробрало судорогой. Я не выдержал, тошнота подступила к горлу, и меня вдруг вывернуло прямо на месте.

Немного придя в себя, я не без помощи Степаныча поднялся на ноги. Правую лодыжку прожгла острая боль, а потом она начала неприятно чесаться. Кровь от укуса размазалась по кроссовкам и джинсам и, кажется, засочилась снова. Ну все, теперь ампутируют. Но я старался забыть об укусе, ведь сейчас ноги нужны мне были как никогда.

Лестница дребезжала все сильнее, пока на ней вдруг не показался Мирон. Нервно скалясь и часто дыша, он в спешке спрыгнул прямо в лужу. Но я ждал сестру.

– Она совсем долбанулась! – затараторил Мирон, расхаживая взад-вперед. – Долбанутая дура…

– Где Машка?! – встревоженно спросил я, понимая, что Мирон говорит именно о ней, и сердце вдруг заколотилось с новой силой.

Машка до сих пор не спустилась вниз: видимо, полезла последней. Но лестница, избавившись от Мирона, перестала трястись и скрежетать, остановившись в немом покое, словно никакая Машка-кобыла по ней сейчас не ползла.

– Где Машка?! – передразнил меня Мирон, злобно косясь на лестницу. – Где…

Опять он не в себе. Бесполезно.

– Ма-аш?! – изо всех сил крикнул я, задрав голову вверх. – Э-э, Маш…

Одинокое эхо моего голоса прокатилось по стенам шахты и растворилось во тьме. Я прислушался, стараясь уловить малейший шорох вверху, но ответа не последовало. Да и тишина была, как в бутылке, которую заткнули люком вместо пробки.

– Ма-ашка-а-а!!! – заорал я, все еще надеясь услышать ответный крик.

Глухо. Черт возьми, да в гробу и то слышно, как черви копошатся!

– А че за суета? – неуверенно протянул Мишка, поглядывая то на меня, то на Мирона, который принялся нарезать круги вокруг нас.

– Слышь! – крикнул я Мирону. – Где сестра? Она последняя лезла?

– Нет, – ответил Мирон, продолжая ходить кругами.

– В смысле нет? – опешил я, чувствуя, как кровь начинает приливать к вискам. – В смысле нет, а? Типа ты после нее полез? И где она?

– Никто ни за кем не лез, – прошипел Мирон у меня над ухом, а в следующую секунду оказался передо мной. – Сестра твоя там осталась, наверху. Я ей говорю: «Спускайся, дура», – а она ухмыльнулась и какого-то черта люк задвинула. С ней такое часто бывает, а?

– Твою мать, – почти беззвучно прошептал я и ухватил Мирона за плечо, чтобы тот перестал мельтешить перед глазами. В одно мгновение меня переполнила злость, и я почти заорал, перестав себя контролировать: – Ты че несешь, а?! Че гонишь?! Это моя сестра! Урод, ты ее там оставил и люк задвинул сам, да?! Да по-любому! Все, я лезу обратно!

– Да стой ты! – крикнул Мирон и с силой обхватил меня руками за плечи, загородив путь к лестнице. – Ты совсем идиот, да? Я повторяю еще раз: она задвинула люк сама! Раньше надо было думать и за сестрой следить, пока она такую херню нам не сделала.

– Вот все и прояснилось… – пробурчал Степаныч из-за моей спины.

– Руки убрал! – прошипел я и попытался вырваться, но Мирон еще сильнее вцепился в меня и заговорил тихо, почти шепотом, обхватив меня рукой за шею. Я вдруг почувствовал, как что-то колотится в его запястье. Кровь. Удар за ударом.

– Слушай, Димас. Спокойно послушай меня, и вы все. Думаете, я тогда не попытался выбраться? Че, думаете, я просто плюнул и по приколу дальше полез или че? Да я этот люк фигачил так и так, но сеструха твоя его намертво задвинула, его поднять самому вообще нереально!

Его глаза нервно бегали из стороны в сторону, и я не мог понять, зачем он рассказывает нам весь этот бред. Предатель. Машка не самоубийца и не дура, а если и дура, то не настолько.

– Думаете, я вам не орал тогда? А я орал, чтоб помогли! – Мирон обернулся на Мишку, который стоял в полном ступоре с приоткрытым ртом.

– Я? Че… Да я… – начал он, заикаясь, а потом вдруг изменился в лице и в первый раз за все это время заорал с неподдельной злобой: – Да я вообще не понял, че тебе от меня надо! Я че-то стрессанул и, ну, типа… Короче, я просто слезть быстрей хотел с этой сраной лестницы и чтоб мне крысы на голову не насыпались!!! А когда вы люк задвинули, я че-то вообще пересрался, писец!

– Да блин… – протянул Мирон, и я увидел, как на его лице проступили толстые зеленоватые вены, и кровь в них сбивчиво запульсировала. – У одного сестра больная, другой не слышит ни черта – огонь-команда! Да я сам в афиге был, не верите?! Это, мать его, заговор какой-то! Давайте по трубам смотаемся по-тихому, а потом думать будем, как Настю с этой твоей… сестрой вытащить. Тут вон лампочки горят, если вы не заметили! Орать будем – нас скрутит и досвидос!

– Вот все и прояснилось, – протянул Степаныч, находясь в каком-то своем мирке, и подошел к нам еще ближе, внимательно оглядывая каждого. – Значит, Мария…

– Отвали ты уже, – прошипел я и рывком избавился от рук Мирона, пока тот на секунду ослабил хват.

Кровь колотилась в висках, сердце вовсю отплясывало под жесткий бит. Я бросился к лестнице, увернувшись от своей огонь-команды. Я чувствовал, что с Машкой сейчас происходит что-то ужасное, и не верил ни одному слову этого гондона Мирона.

– Да стой ты! – сдавленно прошипел Мирон, когда я ухватился за лестницу и запрокинул ногу на самую нижнюю перекладину.

Но было уже поздно. В один момент резкая боль ударила в затылок, а затем поползла вниз по позвоночнику, парализуя каждую клеточку тела. От неожиданности я вскрикнул и зажмурился, вцепился руками в волосы, незнамо зачем делая себе еще больнее. Удары. Три длинных и мучительно долгих.