Тамерлан - Александр Сегень

– Это Афсанэ, что по-персидски значит – сказочная, – продолжал Мухаммед, и вторая девушка открыла свое лицо. У нее были желтые глаза и чувственный рот, но в лице небольшая дисгармония. – Она из Шираза. Очень красиво поет.

– Нет, я пока оставляю свой выбор на первой, – сказал дон Гомес, видимо, решив, что третья окажется еще менее красивой. – Иди сюда, моя милая, сядь рядом. Ты случайно не говоришь по-испански?

Он взял Гириджу за руку и усадил подле себя.

– А это Нукнислава, – представил Мухаммед третью девушку. Она не спеша открыла лицо, и голубые глаза ее посмотрели на испанцев с таким нескрываемым вызовом и презрением, что дон Альфонсо кашлянул и приветливо посмотрел на персиянку.

– Странное имя, – произнес дон Гонсалес, очарованный и красотой, и внешней неприступностью девушки. – Откуда она?

– Точно не знаю, – ответил Мухаммед. – Какая-то славянка. Это у них так оканчиваются имена. Ее привезли в подарок Тамерлану послы от хана Тохтамыша.

– Те, с которыми он играл в шахматы и, обыграв, не дал того, чего они просили?

– Они самые.

– Кажется, сеньор заведомо знал, кому какая девушка достанется, – сказал дон Гонсалес, подходя к Нукниславе и беря ее за руку. Та вытянула свою руку из руки испанца, но не резко, а довольно вежливо, уголки губ ее чуть дрогнули в надменной усмешке.

– Моя лучше всех, – обнимая за талию хиндустанку, остался доволен дон Гомес.

– Весь нехитрый скарб этих красавиц здесь, в тюках и сундучках, – продолжал Мухаммед. – Слуги останутся при них. Теперь перейдем к следующему вопросу.

– Прямо так сразу и перейдем? – спросил дон Гомес.

– Я не о том, о чем вы подумали, – улыбнулся Мухаммед. – Я о другом. Великий сеньор только что отбыл из Баги-Чинарана. Он перебирается в другой сад, где дворец обширнее и богаче, ведь гости продолжают съезжаться. Сегодня вечером, сразу после второго намаза, там, в саду Баги-Нау, соберется большой дастархан. Великий сеньор хочет вас видеть и приглашает принять участие в пиршестве. Распределив окончательно между собою наложниц, вы их приведете туда. Если вы снова опоздаете и мне придется опять брать вину на себя, гнев Тамерлана уже ничем нельзя будет смягчить, и мне проткнут ноздри, проденут в них бечевку и будут таскать по всему Самарканду, как человека, не справившегося со своими непосредственными обязанностями.

– Еще раз простите нас за прошлый случай, – прижимая к груди ладонь, извинился дон Альфонсо. – Уверяю вас, ничего подобного более не случится. Мы теперь очень осторожны в приеме пищи.

– Хорошо, – кивнул Мухаммед. – И последнее. Вино.

– Что – вино? – спросил дон Гомес.

– Приготовьтесь, что сегодня от всех гостей дастархана будет требоваться уменье выпить очень много вина без закуски. Чашу за чашей станут подавать прежде, чем разрешат приступить к еде.

– Ничего себе! – удивился дон Альфонсо. – Из нас троих – только дон Гомес пьющий. У дона Гонсалеса от вина болит печень, а я пьянею от одного небольшого стаканчика. Дон Энрике и направлял нас в надежде, что в мусульманской стране нам не придется бравировать уменьем пить.

– Ничего не поделаешь, такова традиция, – развел руками Мухаммед. – Когда пьют за великого сеньора, каждый из присутствующих на дастархане должен осушить до дна предложенный ему кубок.

– О Святая Дева! – сокрушался дон Альфонсо. – Нет, нет, я лучше притворюсь, будто у меня снова расстройство кишечника.

– Мы же договорились… – встревожился Мухаммед.

– Ах ты! Мы же не можем вас подвести! Не волнуйтесь, все будет в порядке. Только как же все-таки быть с вином!

– Не знаю, не знаю… Теперь я вынужден покинуть вас. После первого намаза за вами придут, чтобы перевозить вас в сад Баги-Нау. Ну, до встречи.

Глядя вслед уходящему Мухаммеду Аль-Кааги, дон Альфонсо вновь тяжело-тяжело вздохнул и промолвил:

– Вино! Ну это ж надо!

Велик был сад Баги-Чинаран, но еще больше – недавно возведенный, так и названный «новым садом» Баги-Нау. Высокая и длинная стена окружала его с четырех сторон, на каждом углу – башня с зубцами, длина каждой стороны стены – треть фарасанга. Сад состоял из самых разнообразных деревьев, но высаженных с особым расчетом – в одном углу сада пахло так, как пахнет в садах Лахора и Дели, в другом – как в рощах Шираза и Исфахана, в третьем – как в зарослях Мазандерана, в четвертом – как на душистых склонах Кавказских гор. Были здесь и багдадские уголки, и сирийские, и ангорские, и армянские.

Посреди Баги-Нау плескались волны широкого искусственного озера, по которым скользили большие белоснежные балхашские лебеди и маленькие разноцветные китайские мандаринки, будто ненастоящие, будто выполненные рукой прихотливого мастера, плавали хохлатые сибирские крохали и зеленоголовые алтайские кряквы с розовыми клювами; а вдоль берега, в зарослях, расхаживали красавцы фламинго, привезенные с озера Чалкар-Тенгиз, и длинноносые красные сайхунские каравайки с зелеными крыльями, белые колпицы с плоским, как лопатка, клювом и черные аисты памирских предгорий.

А когда ветер не гнал по озеру рябь, в его чистом зеркале вставал, отражаясь, огромный дворец, облицованный лазурными и золотыми плитками, со всех сторон окруженный древними статуями, взятыми в плен в прибрежных городах Малой Азии – Пергаме и Смирне, Колофоне и Эфесе, Ларисе и Сардах. Копьеносцы и возничие, Гераклы и Аполлоны, ириды и мойры, Посейдоны и Афродиты, вытесанные руками древнегреческих мастеров, израненные, безносые, безрукие и бессловесные, глазели они во все стороны, не переставая удивляться – в какие же далекие и причудливые края занесла их насмешница судьбина!

При входе во дворец открывался огромнейший зал с высокими сводами, хорошо проветриваемый и потому не гулкий – с двух сторон в нем вместо стен были ряды мощных колонн. Черный потолок изукрашен был золотыми изображениями райских гурий, птиц, невиданных деревьев, на ветвях которых росли невиданные плоды. Хорасанские мастера с непревзойденным искусством выложили пол черно-белой мозаикой, составленной из кусочков эбенового дерева и слоновой кости.

Но сейчас мозаику пола почти полностью закрывал бескрайний дастархан, вокруг которого были расстелены ковры, полотенца и подушки для многочисленных гостей. По периметру дастархана уже красовались широкие блюда с плодами и дынями, а ближе к краю – разнообразные ковши, кубки, чаши, пиалы, кувшины, тарелки, миски – все необходимое для долгой и обильной трапезы. Овощи, лук, чеснок, жгучий перец и прочие пряности тоже присутствовали. Оставалось ждать прихода гостей и явления несметных кушаний.

Подобен Аравии был этот дастархан: по краям – кипение жизни, а в середине – пустое пространство. Но в самом центре, на площадке, обнесенной высоким стальным забором, тяжело дыша, лежал могучий гривастый лев. Его окружал гарем из пяти молодых и красивых львиц. Расстояние от любого края дастархана до клетки с львиной семьей составляло шагов тридцать.