Мое имя Офелия - Лиза Кляйн

Дрожащими пальцами я сняла с шеи висящую на ней связку писем и протянула ему, держа за атласную ленточку. Я ощущала на себе взгляд Клавдия из укрытия, он вынуждал меня произнести слова, которых я страшилась.

– Раз уж вы здесь, я хочу вернуть вам эти подношенья.

Гамлет странно посмотрел на меня.

– Я тебе никогда ничего не дарил, – небрежно возразил он.

– Вы мне сами их подарили. Разве они – ничто? – прошептала я, молясь, чтобы Клавдий и мой отец ничего не услышали.

– Не дарил. Они не ничто, – громко произнес Гамлет оскорбленным тоном.

Его слова сбили меня с толку, а его взгляд был затуманен. Отрицал ли принц нашу женитьбу, или играл в нашу игру? Что мне следует сказать теперь? Молчание становилось тяжелым. Казалось, каменные стены давят на нас. Шпалеры, скрывающие моего отца и Клавдия, чуть заметно шевелились. Затем, вдалеке, раздался печальный крик горлицы, который прозвучал как призыв моей собственной души.

– Милорд, – начала я, – вы знаете, что вручили мне эти подарки, вместе с нежными и ласковыми словами. – Какую боль причинял мне его отказ признать это! – Но возьмите их обратно, потому что богатые подношения теряют цену, когда тот, кто их подарил, оказывается недобрым. – Я сунула Гамлету письма, которые считала своим сокровищем. Он взял их и бросил на пол.

– Ты честная девушка? – Принц ранил меня этими словами, словно острыми стрелами.

Я отшатнулась, пораженная его вопросом. Во время нашей последней встречи он назвал меня верной и честной женой. Как он мог усомниться в моей верности? Я пристально смотрела на него, изо всех сил стараясь выразить во взгляде мою любовь к нему.

– Я кажусь вам нечестной?

– Кажешься? – В конце концов, Гамлет посмотрел на меня. В его прищуренных глазах я увидела холодное подозрение. – Действительно, ты кажешься честной, но поступаешь ли ты честно?

– Нет, милорд, – то есть, да, – ответила я. – Мои действия честны. – Я чувствовала себя сбитой с толку, попавшей в ловушку его лукавых слов.

– Ха! – воскликнул принц, будто что-то доказал самому себе.

Зачем Гамлет мучит меня без всякой причины? Я не стану больше терпеть это, а уколю его в ответ.

– Я не такая, как ваша слабая мать, которая изменила вашему отцу, в чем вы ее сами обвиняли, – тихо прошипела я ему.

Гамлет еще больше нахмурился, его черные глаза всматривались в мое лицо.

– Ты красива? – спросил он.

Что он имеет в виду? Он знал, что я не крашу лицо, как другие дамы. Я поднесла ладони к щекам, приглашая его посмотреть на то, что он раньше так часто хвалил.

– Когда-то я любил тебя, – признался он, протягивая ко мне руку. Затем отдернул ее и опроверг сам себя. – Я тебя не любил.

Эти слова упали, одно за другим, так же легко, как листья с мертвого дерева, и оставили меня нагой и беззащитной, как ветви зимой.

– Значит, я обманута! – крикнула я, задохнувшись от своих слов. Я начала сомневаться, что это мой муж. Неужели сцена нашей свадьбы в лесу была сном? Не сошла ли я с ума?

– Уходи в монастырь. Уходи! – Лицо Гамлета исказилось презрением, и он пошел прочь от меня.

Потрясенная, я не двинулась с места. Это Гамлет сошел с ума. Слова, которые он мне крикнул, не имели смысла. Зачем ему посылать меня в монастырь? Несомненно, это была какая-то жестокая шутка.

Потом тон Гамлета изменился, и он заговорил так, будто перечислял все жизненные невзгоды.

– Зачем тебе плодить грешников? – закричал он, и его слова взмыли огромной волной боли.

– Какой грех я родила? – воскликнула я, умоляя его дать мне ответ, во мне тоже поднялась волна боли в ответ на его жестокие слова. – Что я породила, кроме этого несправедливого оскорбления?

Мой вопрос потонул в потоке новых обвинений Гамлета. Он яростно проклинал свое рождение. Сказал, что ненавидит человечество, так как все мужчины – мошенники, а женщины – обманщицы.

Затем, перебив сам себя, спросил:

– Где твой отец? – Он с подозрением смотрел на меня.

– Где-то там. Недалеко. Я не знаю, – заикаясь, ответила я. Мне уже было все равно, что они с Клавдием наблюдают за нами. Возможно, Гамлет знает об этом, и устроил представление для них. В этой сцене, в которой я участвовала против своей воли, я совсем не понимала своей роли.

– В монастырь! – опять воскликнул он, и его голос эхом отразился от каменных стен огромного зала. – Иди! А если выйдешь замуж, выходи за дурака, потому что умные мужчины понимают, в каких чудовищ вы их превращаете!

– Это вы превратили себя в чудовище! – Мой голос сорвался из-за слез, которые я не смогла сдержать. – Воистину, я вас почти не узнаю.

Гамлет не ответил. Вместо ответа он объявил свое решение, и оно прозвучало в его бурной речи как удар грома.

– Я говорю – у нас больше не будет браков!

Я опустилась на пол, ослабев от изумления.

– Вы бросаете меня, вашу честную и верную Офелию? – прошептала я.

– Те, кто уже в браке, – Гамлет сделал паузу, я смотрела на него снизу вверх, во мне еще жил остаток надежды. Он не взглянул на меня, а громко произнес, обращаясь ко всему вокруг: – все будут жить, кроме одного.

Как безрассудно и глупо было со стороны Гамлета бросать подобные угрозы, если он знал, что Клавдий подслушивает! Я видела, что для принца месть по-прежнему на первом месте, она затмила все мысли о любви. Стоя на коленях, я горячо воскликнула «Нет!». Мой крик эхом отразился от четырех стен, потом растворился в тишине. Гамлет медленно покачал головой из стороны в сторону, и сильное страдание исказило черты его лица. Я видела, как слезы показались в его глазах, а потом потекли по щеке, но он не пытался их смахнуть. Он шагнул назад, одновременно протягивая ко мне руку. Казалось, он колеблется, то ли прижать меня к себе, то ли оттолкнуть.

– В монастырь – уходи, и поскорее. Прощай! – Он произнес это тихим, умоляющим голосом. Потом резко повернулся и бросился бежать прочь, оставив меня одну.

Меня охватила истерика, и я закричала, задыхаясь от рыданий:

– Его благородный разум померк. Зачем, о, зачем, я подарила ему свою любовь? Я погибла! – Мои жалобы стихли и сменились горькими слезами, и меня била такая сильная дрожь, что, казалось, мои члены готовы оторваться от тела.

Появился Клавдий вместе с моим отцом, который спорил с ним:

– Я все же полагаю, что его горе породила безответная любовь.

– Молчи, Полоний! – зарычал Клавдий. – Любовь? Его мысли направлены не в эту сторону. – Лицо Клавдия налилось кровью. – Нет, это опасная меланхолия, и за ней надо внимательно проследить, – сказал он, устремляя на меня сердитый взгляд.

Рыдая, я прижалась к отцу и позволила ему увести меня в мою комнату, где я упала на кровать. Мои слезы не вызвали у него сочувствия. Отец не сказал мне ни одного слова в утешение, напротив, во всем обвинил меня.