Джейн Остен и ее современницы - Елена Прокофьева

* * *

В 50 лет миссис Джордан утратила былую стройность и уже не могла бегать по сцене в коротких штанишках, но харизма оставалась при ней. Как писал о ней мемуарист Ли Хант, «хотя она не была ни красивой, ни миловидной, ни даже хорошенькой, не имела образования, не считалась леди, да и вообще не вписывалась в привычные рамки комильфо, но была она такой любезной, добросердечной, такой естественной и полной задора, с прекрасным телом и умом, с такими грациозными ножками и чарующим голосом, с таким счастливым лицом, дарившим счастье другим, что она, казалось, превосходила все требования морали».

На герцога Кларенса годы повлияли иначе. Почти 20 лет он хранил постоянство Доре, но, когда ему перевалило за сорок, у него начался кризис среднего возраста. Дора уже не привлекала его физически. Он начал засматриваться на молоденьких девиц, возрастом едва ли старше его дочерей.

Дора давно подозревала, что этим все и кончится, но надеялась сохранить если не любовь, то хотя бы дружбу. «Нередко я чувствовала, что стесняю тебя в удовольствиях, и от этой мысли мне становится горько даже в кругу семьи. Как видишь, я уже считаю тебя моим старым другом и говорю все, что думаю», – писала она Вильгельму. Возможно, она винила себя в том, что недодала ему любви из-за своих постоянных разъездов. С другой стороны, где еще было взять деньги? Доходы Вильгельма были скудны, и он не вылезал из долгов. Для Доры же было вполне естественно обеспечивать своих близких, как, впрочем, и винить себя за то, что она обделяет их своим вниманием. И если в будущем ее отношения с Вильгельмом остынут, она надеялась, что это не повлияет на их прочность.

Дети считали иначе. Мальчики, особенно пылкий Генри, пришли в ярость, узнав, что отец решил расстаться с матерью. Казалось, что светские сплетницы трепали чье-то чужое имя. Разве мог их добрый и заботливый папа сделать предложение совсем юной девушке, а когда она его отвергла, приставать ко всем женщинам направо и налево? Нет, только не он, только не отец! Он не станет вести себя, как злодей из скверного готического романа. Но именно так он себя и повел.

Когда дело дошло до формального разъезда, встал вопрос о дележе детей, и с этого момента жизнь Доры превратилась в кошмарный сон. По закону, мать имела хоть какие-то права только на детей, которым не исполнилось семи лет – в данном случае, это был Августус и малышка Амелия. Остальные дети принадлежали отцу, ведь когда-то он признал их своими.

Поначалу Вильгельм заверил Дору, что оставит ей всех детей, но отступился от своих слов, когда за дело взялись его адвокаты. Тем хотелось выторговать для клиента наилучшую сделку. Уговорились на том, что дети останутся с Дорой до 13 лет, и на их содержание ей будет ежегодно выделяться 4400 фунтов – четверть доходов герцога. Было, впрочем, одно маленькое «но». В обмен на алименты Дора обязывалась… оставить сцену! Герцог настаивал на том, чтобы она больше не играла в театре. В противном случае она лишилась бы и денег, и детей.

Вильгельм в преклонном возрасте

Казалось, план был разработан с какой-то изощренной жестокостью, которой не ждешь от близкого человека. С другой стороны, эмоционально неразвитый Вильгельм мог просто не догадываться, как он мучает Дору. Поручив дела юристам, он умыл руки.

Дора была оскорблена. Теперь в письмах она обращалась к герцогу «сэр» и подписывалась «остаюсь покорной слугой Вашего Королевского высочества». Но что же ей оставалось делать? Впервые в жизни она оказалась в зависимом положении. Ей приходилось униженно ждать, когда Вильгельм выпишет чек, но он, как многие алиментщики, задерживал выплаты. Дети томились в тесном лондонском доме, мечтая о Буши.

Понемногу у Доры зародились опасения, что если Вильгельм так скоро позабыл ее, то может забыть и детей. А ведь им так нужна его поддержка, чтобы устроиться в жизни. И она приняла тяжкое решение – вернуть детей Вильгельму. В июне 1813 года она привезла их в Буши. «Это было бы смертью для меня, если бы я полностью не уверилась в том, что поступаю так ради их будущего», – писала она.

Вместе с тем, ее выбор означал, что она может вновь вернуться в театр.

10 февраля 1813 года она выступила в Ковент-гардене в комедии «Чудо: женщина хранит секрет». Зал был полон, но Дора подозревала, что зрителей привлекла не столько ее игра, сколько семейный скандал. Тем временем у герцога появилось странное увлечение, которое не покидало его до конца дней: он начал собирать портреты Доры и развешивать их по стенам Буши-хауса. При этом он не только избегал встреч с ней, но даже не общался с ней в письмах. Видимо, восхищаться ею на расстоянии было проще.

В 1814 году английские войска под началом Артура Уэлсли разгромили французов под Памплоной. Джордж и Генри, сменившие море на сушу, сражались так храбро, что об их доблести доложили королевской семье. К радости Доры, королева похвалила внуков, о существовании которых она так редко вспоминала. Однако на родине юношей поджидало новое испытание.

Офицеры 10-го гусарского полка, в их числе и Джордж с Генри, собирались предать суду своего командира за невыполнение обязанностей во время их похода во Францию. Офицеры представили убедительные доказательства его халатности, но дело обернулось против них же. Высшие военные чины решили, что нечего молодежи так зарываться, и все 22 офицера были с позором изгнаны из полка. Присутствие среди них Фитцкларенсов, безусловно, повлияло на исход дела. Во главе трибунала стоял Фредерик, герцог Йоркский, который посчитал, что бастарды младшего брата слишком много на себя берут.

Обоих братьев зачислили в другие полки и выслали в Индию, причем служить им предстояло в сотнях миль друг от друга – одному в Калькутте, другому в Мадрасе.

То был страшный удар для Доры. Когда еще она увидит своих мальчиков? Ведь отец запретил им даже попрощаться с ней перед отплытием. Но юные Фитцкларенсы нарушили запрет и в декабре 1814-го приехали к ней в Ньюкасл. Это была их последняя встреча.

В 1815 году миссис Джордан решила наконец выйти на покой. Она собиралась мирно доживать свои дни, хотя бы изредка встречаясь с детьми Вильгельма и посвящая время заботе о внуках. Беспокойство у нее вызывала только старшая дочь Фанни: та всегда хотела стать актрисой, но ей не досталось и толики материнского таланта. Брошенная мужем, Фанни подсела на наркотики, а уже после смерти Доры эмигрировала в Америку и покончила с собой в Нью-Йорке. Но Дора не догадывалась о наркотиках и верила, что проблемы дочери еще можно решить.

Свои последние спектакли миссис Джордан сыграла не в Лондоне, а в приморском Маргейте, где публика была более милосердной к стареющим актрисам. В последний раз поклонившись зрителям, она вернулась в Лондон. По ее подсчетам, сбережений хватало на старость, и она гордилась тем, что отложила кое-что и детям.

Ах, как же она ошибалась!

В Лондоне ее поджидали новости, чудовищные в своей абсурдности. Выяснилось, что ее зять Фредерик Марч прикладывался к ее банковскому счету, якобы действуя по поручению тещи. Он также занял огромные суммы от ее имени, и теперь клубок долгов до того разросся, что начал душить семейство Марчей.