Светлана. Культурная история имени - Елена Владимировна Душечкина

меня… Ты меня найдешь». В то же самое время Радов (в другой сценической плоскости) восклицает: «Я найду тебя, Светлана! Как бы далеко от меня ты ни была, в Заполярье, или в Казахстане, или на Волге… Я все равно найду тебя!» На этом пьеса завершается [см.: 220, 3–34].

Как в романе Бубеннова, так и в пьесе Олофинского героини наделены свойством внутреннего свечения, которое оправдывает их имя и заражает своей «световой» энергией окружающих.

Эти Светланы — персонажи литературных произведений середины ХХ века — сами творят свою судьбу, преодолевая все возможные и невозможные препятствия. В них нет ни кротости, ни покорности судьбе, свойственных Светлане Жуковского. Это Светланы-победительницы. Как кажется, имя приобрело амплуа, оно «специализировалось», закрепившись за героинями, сходными по своему типу. Во всех рассмотренных случаях имя Светлана, являясь составной частью характеристики персонажа, выполняет социально-идеологическую функцию, реализующую связь между именем и его носителем [см.: 215, 31].

Однако в литературе и киноискусстве 1960‐х годов можно порою встретиться и с другими Светланами, выписанными гораздо более скупо, лаконично и не столь прямолинейно. Так, например, в рассказе-миниатюре 1960 года Василия Гроссмана «Жилица» упоминается «школьница Светлана Колотыркина». Здесь Светлана — персонаж совсем небольшого рассказа. Можно было бы сказать — проходной персонаж, но рассказ столь невелик, что героиня, несмотря на маленькую роль, выполняет в нем едва ли не самую важную функцию. Она не обладает теми исключительными качествами, которые свойственны вышеописанным Светланам; она не наделена автором никакими «световыми» характеристиками и не совершает героических поступков. Но именно эта Светлана, с нелепой и какой-то «кривобокой» фамилией Колотыркина, единственная из всех жильцов большой московской коммунальной квартиры вспоминает о том, что в одной из комнат совсем недолго жила Анна Борисовна Ломова. Об этой соседке успели узнать, что она участвовала в Гражданской войне, была комиссаром бронепоезда, жила в Персии и Тегеране, а в 1936 году была арестована и пятнадцать лет провела в лагерях. Когда, вскоре после смерти Ломовой, почтальон приносит адресованное ей письмо, все жильцы коммуналки уверенно и категорично заявляют, что у них такой нет, а водитель троллейбуса Жучков, занявший после смерти Ломовой ее комнату, говорит: «Нет такой и не было». «Как же не было, когда вы в ее комнате живете?» — неожиданно обращается к нему Светлана Колотыркина. «И все вдруг вспомнили Анну Борисовну Ломову и удивились, как начисто забыли о ней».

А в пришедшем письме сообщалось, что муж Ломовой, Ардашелия Аркадий Терентьевич, погибший в заключении в 1938 году, посмертно реабилитирован. Образ умершей соседки, совершенно выпавший из сознания всех жильцов, сохраняется только в памяти «школьницы Светланы Колотыркиной», которой «жилица» успела рассказать о своей дружбе с Фурмановым и Маяковским [см.: 99, 79–80].

Выше уже упоминалась обаятельная и вместе с тем мужественная Светлана Ивашова из кинофильма «На семи ветрах» (1962), роль которой сыграла популярная в те годы актриса Лариса Лужина. Действие фильма происходит в 1941–1942 годах. Здесь Светлана — двадцатилетняя девушка из семьи врача. Добравшись до дома, в котором перед войной жил любимый ею человек, она терпеливо ждет от него известий. По случайности Светлана оказывается «приставленной» к какому-то «секретному объекту» и не только долгие месяцы охраняет «объект», но и проявляет заботу обо всех, кого война забрасывает в этот единственный не разрушенный в округе дом, стоящий «на семи ветрах». Меняются обитатели дома, его обороняют солдаты, в нем размещается редакция фронтовой газеты, затем госпиталь, где девушка начинает работать санинструктором, и, наконец, боевое подразделение. Не покидает «дом на семи ветрах» только Светлана, которая терпеливо ждет здесь своего любимого, обещавшего в записке обязательно вернуться. Создавая образ этой самоотверженной и верной девушки, помогающей всем и всех согревающей своим душевным теплом, авторы-постановщики дали ей одно из самых популярных в 1960‐е годы и окрашенное положительными коннотациями имя Светлана.

Высокий семантический и эмоциональный потенциал имени Светлана «эксплуатировался» и в лирической поэзии. В 1950–1960‐е годы создаются многочисленные стихотворные тексты о Светланах, свидетельствующие об общественных симпатиях к этому имени, об остро ощущаемой в то время его богатой эстетической, эмоциональной и даже патриотической насыщенности. Начну обзор загадочным стихотворением Александра Прокофьева «Светлана» (1956), в котором имя героини, по-видимому, ассоциируется с образом Советской России, центральным для его поэзии[84]:

Я с тобой прошел до океана.

И хотя летели дни во мгле,

Все равно я звал тебя — Светлана —

Значит, свет несущая земле!

А когда с победой осиянной

Ты в другой красе явилась нам,

Целый мир зовет тебя — Светлана —

Значит, свет несущая мирам! [252, 14][85].

Из популярных песен 1960‐х годов приведу в качестве примера песню «Светлана» на слова Бориса Брянского (музыка Д. Львова-Компанейца):

Пора идти домой давным-давно,

Но светится в ночи одно окно.

Ее, мою желанную,

Не зря зовут Светланою!

<…>

Пришла моя любовь, любовь пришла,

И жизнь передо мной светла-светла!

Тебя, мою желанную,

Не зря зовут Светланою! [47, 87].

До сих пор одной из самых любимых песен нашей молодежи остается «Девятый класс», текст которой написал Борис Монастырский:

<…>

Сидишь за партой у окна,

В душе тревожно и туманно.

А за окном стоит весна,

А за окном стоит весна —

Весна по имени Светлана.

<…>

А чья вина, а чья вина

В том, что негаданно, нежданно

Стоит за окнами весна,

Стоит за окнами весна —

Весна по имени Светлана [цит. по: 385].

Мне встречалось много полушутливых любительских стихов школьников и студентов, адресованным конкретным Светланам — их соученицам. Вот, например, четверостишие, написанное в середине 1960‐х годов учеником 23‐й школы Риги Израилем Малером, обращенное к однокласснице Светлане Гринберг:

Ночь я солнцем разрублю,

Нарисую заново.

Я одну тебя люблю

И зову Светланою[86].

В романе Геннадия Николаева «Город без названия» влюбленный в девочку Свету школьный поэт-импровизатор Витька на празднике во дворце культуры декламирует со сцены только что сочиненное им четверостишие:

Мир светел, жизнь светла,

Светла она — Светлана,

Как высветленная луной весенней

Полночная поляна [211, 172].

А вот строфы из «Колыбельной», написанной в 1964 году Алексеем Якуниным на рождение дочери Светланы: